И тут может возникать желание получать новые, утонченные мысли, странные мысли, мысли из какого-то другого плана бытия, который, возможно, существует вне обыденности. Возможно, такие мысли нельзя воспроизвести, разглядывая происходящее? Но где существуют эти мысли, это загадочно добытое умом в результате каких-то сложных движений духа? И, возможно, опыт таких мыслей представлен в различных трудах? Или…? Или, возможно, доступ к нему есть у любого, кто существует как нечто духовное?
Предположим, что освоение такого опыта – это особая практика, которая требует значительного напряжения. И, возможно, тут нет никакого секрета, такое скрыто, но не так, как кажется. Такое сокрыто фактом отсутствия у неподготовленного ума умения осваивать такое. Возможно, конечно, для заглядывания в такое лучше иметь проводника, но при желании и собственного напряжения достаточно.
– Но после изучения различного такого опыта возникает осознание присутствия определенной бедности и в таком. Новых мыслей, которые могут удивить, при движении в таком направлении, их с каждым днем будет становиться все меньше и меньше… без возможности завершить процесс… То есть чем больше узнаешь, тем сильнее будет возникать осознание однообразности, и даже в математических теориях достаточно мало «шевелений»25, их немного и в музыкальных актах. В итоге мыслей, которые будут удивлять дух и будут вызывать определенное состояние, за которым следует следующее и…, будет становиться все меньше и меньше…
Конечно, действительно интересную мысль можно долго длить, ее можно сверхдолго воспроизводить, ее можно растягивать множество и множество раз, например, кантовскую «вещь в себе» или какой-то музыкальный акт, или какое-то решение ума по какому-то поводу…
Некоторые ходы мышления могут очень сильно удивлять, и вот это удивление какого-то хода вызывает значительный интерес, затем возникает желание повторить ход, воспроизвести ход и от этого хода выскочить ТУДА, к чему-то другому.
Можно стремиться к простоте, но нет ничего более прискорбного, чем упрощенная простота. И простота иногда – это бедность, а иногда простота – это изощренность. И если, опять же, внимательно присмотреться к тому, что присутствует, к мышлению, то возможно окажется, что такое происходящее тоже значительно-бесцветно, и потому возникает желание обнаружить какую-то утонченную изощренность, которая бы удивила, и, возможно, позволила бы очередной раз заметить какой-то интеллектуальный изыск.
Возможно, есть какие-то мысли-состояния, которые нельзя повторить, но о них можно сказать, что «это было…», но «что это было?» Предположительно такие состояния нельзя передать ни в живом разговоре, ни в тексте, а после их невозможно воспроизвести. Но, возможно, сам текст является способом воспроизведения разного, и это разное – это все богатство, созданное явным мышлением в течение всей его происходившей истории. И такой текст в каждом проигрывающем «проигрывается иначе» и воспроизводит «что-то разное», но при этом «что-то похожее», и это нечто непонятное.
Такое мышление может взаимодействовать с чем угодно и быть чем угодно, у такого мышления нет никакого основания, кроме него самого, и нет никакого понятного направления. Такому мышлению доступно все, на что оно желает себя направить-обратить-превратить-стать-быть.
Что значит обнаружить новую мысль, раскрыть, вскрыть, открыть? Возможно, это целое искусство, непосильное занятие для того, кому в первичном состоянии постоянной экономии не хочется испытывать какого-либо напряжения. Но, возможно, преодолев такое нежелание затрачивать себя и проиграв какое-то сверхнапряжение, предположительно возникнет и удовольствие от напряжения и желание осуществлять такое снова и снова. Конечно, в таком есть и обратная сторона, такое напряжение очень сильно меняет и воздействует на того, кто стремится расходовать себя. Иногда такое может сильно покалечить.
Но в итоге все равно останется непонятным, почему возникает такая изощренность? Это результат какого-то пути, результат праздности и скуки или какое-то действительно действительное стремление для того, кто присутствует только как-мысль? И тут тоже может наметиться переход к другому способу «экономии себя», тут возникнет желание удалить от себя и отстраниться от всей шелухи и сосредоточиться на самом главном, на том, что становится интересным для какой-то изощренности.
Обыденное мышление
26
, позитивистская вульгаризация философии и банальности, выдаваемые в качестве философии
Что такое обыденное мышление27? Обыденное мышление – это способность понимать все обыденно, то есть «конкретно и понятно». Такое мышление «не познает мир, как он есть»28, оно «просто это знает» через то, что оно знает «что мир есть», «как он есть». И то, «что в нем есть» – это для обыденного мышления присутствует как существующее и понятное.
– Обыденное мышление умеет сомневаться, оно умеет многое. Но такое сомнение будет особым, оно никогда не будет приближаться к порогу «разговора о шизофрении».
– Предположим, что такое29 обыденное мышление есть! И предположим, что с таких позиций прочтение любых необыденных рассказов превращает их в обыденность, конкретность и пошлость.
– Обыденность точно знает, «что есть» и «как оно есть» – это различные «предметы» обыденного мира. Целокупная «обыденная практика» обывателя, включенность в эту практику, обдумывание этой практики, соотнесение всего с этой практикой…
– Обыденное мышление может пребывать также в формате какого-то милого слабоумия или какого-то экзальтированного обыденного мышления, оно может быть таким себе уютным удивлением.
– Все остальное, что как-то выходит за такое, предъявляя такому вопросы, вызывает у обыденного мышления злобу и отрицание. Любое напряжение, любое сосредоточение, любой заплыв за буйки.
– Обыденное мышление может быть (называться) и философским, и научным, и политическим, и каким угодно… Оно может себя называть как угодно, даже определять себя в виде какого-то учения, знания, доктрины…
– Эзотеризм – это тоже обыденное мышление, его крайняя форма, такая же обыденная форма, как и позитивное научное мышление о мире или, допустим, любой атеизм…
– Обыденное мышление – это ясный определизм определений.
– Обыденное мышление все обращает в пользу и полезность… какую-то терапевтию30…
– Обыденное мышление может соглашаться с тем, что оно готово признать, что оно что-то не знает как понятный ему предмет, но оно не готово признать, что это имеет какое-то значение для него. То есть «практичность» обывателя всегда будет выше той или иной шизофрении…
Есть ли необходимость разобрать такое (практическое) мышление? Объяснить, понять, стать им… Изменить его и сделать его другим? Скорее всего, необходимо просто констатировать, что возможно такое есть! И такое приходится учитывать. Знать об этом.
Нужно ли вступать в дискуссию с таким мышлением? Доказывать ему важность другого мышления, его полезность? Можно ли «вылечить» обыденное мышление? Нет, никак. А зачем? Сам ответ на такой вопрос «зачем?» превращает другое мышление в обыденное, в отрицательную конкретность.
Почему обыденное мышление заблуждается в своей практичности, конкретности? Проблема, о которой не знает обыденное мышление, заключается в том, что «ничто не дано никакому мышлению в качестве положительной конкретности». Все, с чем имеет дело обыденное мышление – это тоже какая-то шизофрения, но уже ставшая для обыденного мышления «чем-то конкретным». И такая конкретность – это очередная обыденная иллюзия.