Кэтти медленно шла по пустынным улицам родного города. Она никогда не хотела уезжать в столицу, покидать Марлоу, ведь ничто не заменит домашнего уюта, покоя и неторопливой жизни маленького провинциального городка, где все жители знают друг друга в лицо, где она росла, где впервые нашла утешение и верных друзей.
В жаркий субботний вечер Кэтти почти не встречала людей, одни только собаки и кошки лежали в тени на углах магазинов, лениво потягиваясь в сладостной дреме. Мариона, мать Кэтти, сразу открыла дверь.
– Проводила друзей?
Кэтти кивнула и прошла на кухню, разговаривать не хотелось. Она открыла шкаф и стала расставлять на столе посуду, стараясь забыть о своей тоске за привычными делами.
– Скучаешь? И с каждым днем будешь тосковать все сильнее.
Кэтти с удивлением оглянулась на мать: они никогда не были настолько близки, чтобы обсуждать самые сокровенные чувства. Мама всегда бывала занята, и Кэтти привыкла делить все свои печали с друзьями или таить в себе. Мариона присела на стул, внимательно глядя на дочь, пока та накрывала на стол.
– Тебе тоже надо найти занятие по душе.
Кэтти кивнула. Она так и не нашла любимого дела, не смогла даже научиться играть, хотя обожала музыку и могла часами слушать исполнение матери.
– Дочка, я говорю совершенно серьезно. Нельзя только вести хозяйство – иди работай.
– Но, мама, ты же сидела дома всю жизнь! – возразила Кэтти.
– Я воспитывала детей. Сейчас вы уже стали взрослыми и самостоятельными, и я устроюсь в музыкальную школу.
– Хорошо, мама, я найду работу.
Мариона доверительно взяла Кэтти за руку.
– Присядь, я хочу поговорить с тобой откровенно. Ты будешь скучать без друзей, станет грустно и одиноко. Нужно найти новый друг общения, завести друзей здесь.
– Хорошо.
Кэтти отвернулась. Она не любила показывать редкие слезы – ей не хотелось услышать слова утешения от других людей, ведь обычно на ее долю выпадала эта непростая обязанность. Девушка боялась, что мать начнет расспрашивать ее, однако вместо ответа Мариона ушла в гостиную, и через несколько минут Кэтти услышала «Лунную сонату». Чистые светлые звуки наполнили квартиру; рожденные гибкими пальцами Марионы, они возносились до самого неба, пробуждая в глубине души самые сокровенные чувства. Это была любимая пьеса и Кэтти, и самой Марионы, и девушка всегда восхищалась игрой матери, но сегодня пианистка играла с особым чувством, столь созвучном с порывом Кэтти, что слезы высохли на ее глазах. Нежная чарующая мелодия пела прощальный гимн беззаботной юности, друзьям и всей прежней жизни, в то же время она звала вверх, навстречу свету, добру и гармонии.
Очарованная игрой, Кэтти бросилась в комнату и села на диван. Мариона кончила пьесу, последние звуки стихли, и девушка подбежала к матери.
– О, мама! Как ты сразу угадала мои мысли!
– Я всегда знаю, о чем ты думаешь, дорогая, даже если не говорю вслух. Мне кажется, теперь нам следует сблизиться, у меня тоже никого, кроме тебя, не осталось.
– Но мы же не навек расстались с друзьями, – возразила Кэтти.
– Через семь лет к тебе придут совершенно другие люди со своими заботами. Они привыкнут обходиться без тебя, без твоей заботы и поддержки, и прежние привязанности могут не сохраниться.
– А как же отец, мама?
Мариона задумчиво посмотрела в окно.
– Он далеко, Кэтти, и у него тоже другие заботы. В разлуке легко забыть друг друга.
– Отец нас никогда не бросит! – тоном глубокого убеждения сказала Кэтти, и мать невольно рассмеялась.
– Конечно, но мы с ним не близки, как и с тобой. Столько лет он один содержал нас всех… У тебя остались фотографии друзей?
– Конечно.
– Когда есть фотографии, проще сохранить воспоминание. А у меня ничего не осталось на память об Аллане. Мы никогда не проводили много времени вместе; когда он приезжал, приходилось решать сразу много дел.
– Может быть, все вместе сфотографируемся, когда папа приедет? – предложила Кэтти. Она заметно повеселела. – Я хочу, чтобы мы сделали фотографию непременно в студии.
Мариона не ответила. Хоть она и не умела предсказывать будущее, но тягостное предчувствие волновало ее; она сама не могла объяснить причину смутной тревоги, просто в ней говорило сердце чуткой матери и горячо любящей женщины.
2
Равномерный стук колес наводил тоску. Аллан смотрел в окно на однообразный пейзаж и с трудом сдерживал зевоту. Скучные переезды из одного населенного пункта в другой составляли значительную часть его работы. «Как же мне надоела работа, – с досадой думал он, не сводя глаз с заснеженного леса за окном, – вот бы выиграть в казино крупную сумму или получить награду за многолетний труд и обеспечить себя и семью до конца жизни». Аллан рассмеялся своим мыслям. «Как было бы хорошо сидеть дома с Марионой, постоянно видеть семью, как все нормальные люди. Ох, проклятые деньги! Все равно никогда не найду другого места, где мне бы так много платили. Растет безработица, экономический кризис… Вот и придумали бы ученые да экономисты, что нам, простым смертным, делать, а не цены поднимали да налоги новые вводили».
Его печальные размышления были прерваны приходом сослуживца.
– Аллан, одолжи зажигалку, не могу свою найти.
Гидеон закурил.
– Прохладный вечер. Ночью заморозки обещают.
– Северный край – чего уж тут ждать.
– Скучаешь по семье?
Аллан кивнул.
– Да, на такой работе хорошо одиноким, как я. А тебе зачем в такую даль ехать, жену и детей бросать?
– Нужда заставляет, – вздохнул Аллан. – Была бы моя воля, я бы вовсе никуда не ездил.
– Если бы я был богатым, как Крез, путешествовал бы по свету в свое удовольствие. Сейчас бы в Египет поехал или в Мексику… Слушай, ты новости смотришь?
– Редко. Да что там смотреть? Нового ничего не скажут, все старую песню поют, наизусть выученную: население растет, население переезжает, доллар растет, евро падает, евро растет, доллар падает…
– Я не о том. Политику смотришь?
– Нет. Нам простым смертным, все равно, кто к власти придет – в нашей жизни ничего не изменится. Знай свое дело – работай да семью корми. И помирай в срок, на земле не задерживайся, а то, знаешь, население растет, ресурсов не хватает.
– Опять ты о своем. Большие перемены грядут, Аллан, выберут нового президента – тогда хлебнем горя.
– Что будет, то и будет.
Аллан вышел из вагона для курения и остановился у окна. Мелькали леса, домики, станции… «Гонимся куда-то, политикой интересуемся, а зачем? Там наверху без нас решение примут, нас не спросят. Позовут выбирать нового президента – выберу, позовут на войну – пойду. Я всю жизнь плыл по течению – а есть ли смысл в сопротивлении? Мое слово в судьбе мира ничего не решит», – рассуждал Аллан.
А за окном проносились леса, домики, станции… Одно только серое небо спокойно и холодно взирало на происходящее на земле.
3
Через месяц Мариона устроилась на работу в музыкальную школу, а Кэтти нашла место продавца в цветочном магазине. Теперь, как и хотела мать, у нее были новые знакомства и работа.
В цветочном магазине работали еще две девушки. Одна так и не познакомилась с Кэтти – их смены никогда не совпадали, а сама девушка, тоже робкая и необщительная, не стала искать поводов сблизиться, вторая же скоро стала новой подругой Кэтти. Звали ее Клеверра.
Кэтти и Клеверра были настолько не похожи, что сами удивлялись, отчего продолжали общаться. У обеих девушек не было близких подруг: Кэтти никогда не знакомилась с людьми первая и не предлагала никому дружбы, а Клеверра – эгоистичная и самоуверенная – считала себя самой красивой и с трудом ладила с девушками. Не пользуясь уважением у противоположного пола, она винила в этом не себя, а недостойных кавалеров, которые не смогли по достоинству оценить ее идеальной внешности и характера. Кэтти, скромная и застенчивая, хорошо умела ладить с людьми, но юноши не обращали на нее внимания – она не обладала привлекательной внешностью. Точная копия отца – маленькая, полная, с невыразительными глазами, некрасивыми чертами лица и большими ладонями, она никогда не нравилась даже Коралу. От стройной красавицы матери она унаследовала только чудесные серебристо-серые волосы. Необычный цвет волос придавал Марионе сходство с феей на картинке в детской книжке, но Кэтти была очень некрасива, несмотря на прелестные волосы.