Йена однажды предупреждала Миён не связываться с даосской магией. И тогда в голосе матери слышалось не только презрение, но и страх. Что бы ни напугало мать, должно быть, оно было очень сильным. И опасным.
– А зачем нам нужен… – Миён прервалась, собираясь с силами. – Зачем нам нужен этот талисман?
– Он раскрывает для восприятия, – многозначительно ответила ей Нара.
Миён кивнула. Значит, с помощью этого талисмана она сможет раскрыться и принять бусину внутрь своего тела – на место.
– Понимаешь ли ты, что такое даосские практики? – Чуну заговорил тихо и серьезно, от былого шутовства и следа не осталось. – Может быть, ты считаешь их обычной магией, но это не так. Это как равновесие между небесными и земными путями.
Миён не нравился этот парень. Он их осуждал и относился к ним как к глупым детям, которых надо отругать.
– Лучше скажи, есть ли у тебя талисман.
Он оглядел девчонок, условно считая в уме.
– Может быть, и есть. Сколько отдадите за него? – Чуну посмотрел на Миён. Чутье подсказывало ему, кто будет платить.
– Деньги не проблема. Лучше принеси талисман. – Лисица высокомерно махнула ладонью, прогоняя парня. – Мы и так слишком долго торчим в этом странном месте.
– Слушай, радость моя, мой дом – это произведение искусства. Холодильник передает новости, а плита знает голосовые команды.
– Ты, наверное, чувствуешь себя как дома, когда говоришь с предметами, – усмехнулась Миён. Она считала токкэби единственными, в ком человеческого меньше, чем в кумихо. Кумихо хотя бы рождались, а токкэби – создавались искусственно.
Она наконец-то его задела – Чуну нахмурился и вышел с кухни.
– Зря ты с ним ссоришься. А если он теперь не продаст нам талисман? – нервно прошептала Нара.
– Еще как продаст. Токкэби интересуют только деньги.
Нара закусила губу. В отличие от Миён она сильно в этом сомневалась.
– Впрочем, никогда не слышала, чтобы они работали за деньги, – задумчиво пробормотала лисица. – Что это с ним?
Нара нервно оглянулась на коридор, а затем прошептала:
– Ходят слухи, что Чуну давным-давно потерял свою гоблинскую дубинку и теперь не может призывать сокровища, как остальные токкэби.
Миён чуть не рассмеялась. Чуну строил из себя надменного и всесильного токкэби, а на деле у него даже не было дубинки! А ведь такая дубинка должна быть у всех токкэби. Кумихо никогда их не видела, но во всех легендах и мифах они обязательно упоминались. Волшебные палки, которые могли телепортировать к токкэби все что угодно – если, конечно, он знает, где эта вещь лежит.
– В любом случае, – продолжала Нара, – у него есть связи во всех уголках мира, он не отлынивает и может достать покупателю все что угодно. Нам с тобой повезло.
– Так а что этот талисман делает? – поинтересовалась Миён.
– Он нам нужен для обряда, чтобы призвать силу гуй – пяти призраков. Надо будет преобразовать твои инь и ян, и тогда мы сможем раскрыть тебя для восприятия.
– И вернуть бусину на место?
– Теоретически.
– Теоретически?! – чуть не вскричала Миён. Ей совсем не хотелось отдавать свою судьбу на волю случая.
– Другого варианта у меня нет, – Нара развела руками.
Чуну вернулся с коричневым конвертом в руках. Миён ожидала чего-нибудь повнушительней для магии, которую боялась даже ее мать.
– Я бы спросил, зачем шаманке и кумихо даосский талисман, но мне, если честно, плевать.
– Ну и отлично. – Миён потянулась за конвертом, но Чуну поднял его в воздух и погрозил ей пальцем.
– Не-а. Деньги вперед. С вас миллион вон[52].
– Миллион? – поперхнулась Миён.
– Нет? Я также возьму иены. Или тысячу долларов США. Или твоего первенца. Биткоины пока еще не принимаю, хотя слышал, что они становятся все популярнее.
Миён решила не обращать внимания на сарказм токкэби и неохотно достала кошелек. Не то чтобы ей было жалко денег – их-то у нее достаточно, – но чувствовалось, что токкэби завышает цену. И, судя по его самодовольной улыбке, девушка была права.
– Вот. – Миён кинула купюры на стойку и снова потянулась за конвертом, но Чуну не спешил его отдавать, пока не пересчитает деньги.
Наконец он досчитал и протянул девушке талисман. Миён поборола желание выхватить конверт. Она аккуратно взяла его в руки и вместо поклона склонила голову. Возможно, парня покоробит хотя бы ее непочтительность.
– Приятно иметь с вами дело. Заходите, если понадобится что-нибудь еще. Я слышал, где-то на западе маги используют глаза тритона.
– Ха-ха. – Голос Миён от сарказма звучал ровнее вспаханного поля.
– Спасибо. – Нара низко поклонилась. Вежлива сверх меры.
– Пошли. – Миён тяжелым шагом прошла мимо шаманки в коридор. Там она скинула тапки и с такой силой запихнула ноги в кроссовки, что стало больно.
Когда Миён открыла дверь на улицу, Чуну неторопливо вышел в коридор. Над входом заколыхались пуджоки. Девушка посмотрела наверх. Талисманов было несколько десятков.
– И часто ты продаешь талисманы?
Чуну взглянул на лисицу с любопытством.
– Их довольно часто спрашивают. А что?
– А что насчет токкэби?
– А что насчет нас? – Чуну прищурился.
– Им тоже талисманы продаешь? – Миён вспомнила массивное чудовище в лесу. Где-то же оно взяло тот пуджок.
Взгляд Чуну стал недобрым.
– Я не раскрываю личности своих клиентов. Вы тоже наверняка это оцените.
– Пойдем, сонбэ. – Нара потянула Миён за рукав. Миён в последний раз кинула на Чуну подозрительный взгляд, и ржавая дверь между ними закрылась.
Девушка обернулась и ощетинилась.
– Мне больше по душе, когда у них горб.
– А мне никто из них не по душе. – Нара пожала плечами. – Что ты так пуджоками заинтересовалась?
Миён ответила вопросом на вопрос:
– Часто ли токкэби используют талисманы?
– Я знаю только о Чуну. Большинство токкэби предпочитают магию попроще, типа дубинок. Им не нужны шаманские пуджоки.
– Той ночью, когда я потеряла бусину, у токкэби был с собой талисман. – Миён прижала руку к груди: ей вспомнилась пронзительная боль.
– Даже если он купил его здесь, от Чуну ответа не добьешься. Он славится тем, что на него можно положиться.
– Да неважно. – Все равно тот токкэби уже мертв, и, какие бы у него ни были намерения, они умерли вместе с ним. Надо сосредоточиться на возвращении бусины на ее законное место.
– Что теперь? – спросила Миён, когда они дошли до шоссе.
– Ждем полнолуния.
– Но оно же только через несколько недель! – воскликнула кумихо.
– У меня маловато опыта для даосских практик. Не хочу рисковать. Лучше воспользуюсь силой полной луны.
Миён пришлось сдаться.
– Ладно.
– Все будет хорошо, сонбэ. Доверься мне. – Нара протянула к Миён руку, но лисица попятилась. – Если что-нибудь случится до полнолуния, позвони мне.
– А что, по-твоему, может случиться?
Девочка вздохнула. Она уже давно привыкла к мнительности Миён.
– Просто хочу, чтобы ты помнила: если я тебе понадоблюсь – я рядом. Будь осторожна.
Нара поклонилась и повернула в сторону дома.
Миён прошла мимо автобусной остановки. Ей хотелось прогуляться, прочистить голову.
Бусина пульсировала в кармане. Ее собственное сердце-обличитель[53], которое своим биением словно издевалось над ней.
Не думайте, что вся магия одинакова.
Шаманы долгое время были духовными вождями людей, однако существовали и другие религии.
Прошло много времени с появления кумихо, когда в Стране утренней свежести[54] узнали о даосизме. Это был расцвет государства Когуре. Мудрецы спустились с гор, чтобы обучить людей даосским практикам, и эти практики дошли до самих правителей. Даосы тренировали хваранов[55] Силла и учили дисциплине ума. Дисциплине, с помощью которой, по мнению многих, можно было преодолеть смерть.
Конфуцианский ученый И Хван был одаренным даосом и умел обращаться с магией. Будучи человеком необыкновенной дисциплины, он старался использовать свои способности мудро и редко. Однако все равно по земле ходила слава о его деяниях. Он спас ученика от призрака. Вылечил племянника. Предсказал, что еще девять поколений у семьи не будет наследника.