РОМАН. Слава хорошо, а деньги лучше. «Что слава? – Яркая заплата на ветхом рубище певца. Нам нужно злата, злата, злата!»
АННА. Сплошные стихи. Ты сегодня в ударе.
РОМАН. А за репутацию не беспокойся. Ее я сделаю на Шекспире.
АННА. Что ж, злато – это заманчиво. И кого я должна там играть?
РОМАН. Кого угодно, по твоему выбору. Хочешь, бандершу, хочешь – полковника полиции.
АННА. Может, вышибалу?
РОМАН. Не смейся, ты, если захочешь, сможешь сыграть и вышибалу. Это не имеет никакого значения. Главное – чтобы твое имя стояло на афише. А девушек я как раз сейчас набираю. Договорились?
АННА. Не знаю. Я подумаю.
РОМАН. Анна, мы сейчас одни, и нам никто не мешает. Такой случай еще не скоро представится.
АННА. Случай для чего?
РОМАН. Для объяснения.
АННА. Если опять на романтическую тему, то избавь меня от него.
РОМАН. Сначала выслушай. Ты свободна, и я одинок. Мы связаны общим делом и интересами тридцать лет…
АННА. Дорогой мой, я знаю все, что ты хочешь сказать. Так что не продолжай. Не будем увенчивать нашу многолетнюю дружбу банальной связью.
РОМАН. Почему «связью» и почему «банальной»?
АННА. А чем же еще? Браком, что ли? Или любовью?
РОМАН. Почему нет?
АННА. Оставь. Я уже давно играю матерей, и, честно говоря, пора переходить на бабушек. О какой любви может идти речь?
РОМАН. О настоящей любви, в которой ты, по-моему, очень нуждаешься.
АННА. Ты так настойчиво меня добиваешься, что я начинаю опасаться, что когда-нибудь не выдержу и уступлю.
РОМАН. (Берет ее за руку.) Не тяни время и соглашайся сейчас. Нам будет очень хорошо вместе, вот увидишь.
АННА. Да? Почему же тогда мы ссоримся на каждой репетиции?
РОМАН. Потому что у тебя невыносимый характер.
АННА. Можно подумать, что ты – кроткий ангел с крылышками и с нимбом над головой, источающий мед и благоволение.
РОМАН. Да, у меня нервы, я иногда срываюсь…
АННА. Очень часто.
РОМАН. …Но у меня нет и сотой доли твоего непробиваемого упрямства. В конце концов, актрису из тебя сделал я.
АННА. А я из тебя сделала режиссера… (Держится за сердце.) Как здесь душно…
РОМАН. (Хладнокровно пьет чай.) Не хватайся за сердце. Этим старым трюком ты меня не проймешь. Перестань изображать передо мной «Даму с камелиями». Допей свой чай и иди разыгрывать спектакль на сцене, а не здесь. Только там играй без этих дурных провинциальных штампов.
Анна молчит. Глаза ее закрыты.
Анна, слышишь, что я тебе говорю?
Анна молчит.
(Встревоженно.) Анна! Что с тобой?
Роман подходит к Анне, берет ее за руку, вглядывается ей в лицо, затем отпускает руку. Она безжизненно падает на подлокотник. Роман в панике зовет помощницу.
Ирина!
ИРИНА. (Появляясь.) Что случилось?
РОМАН. Анне Сергеевне плохо. Вызови скорую.
ИРИНА. Скорую не дождешься… В третьей ложе у нас должен сидеть дежурный врач, я лучше приведу его.
РОМАН. Давай, только побыстрее!
ИРИНА. Бегу. (Исчезает.)
РОМАН в ожидании врача неумело и безуспешно пытается привести Анну в чувство: брызгает водой, обмахивает ее веером. Анна не шевелится. Входят ИРИНА и ВРАЧ – немолодой мужчина с традиционным саквояжем. Его зовут ВИКТОР.
ВИКТОР. Где больная?
РОМАН. Вот, в кресле. А вы разве наш дежурный врач? Я что-то вас не помню.
ВИКТОР. Я заменяю сегодня Александра Гавриловича.
РОМАН. Хорошо-хорошо, какая разница. Приступайте.
ВИКТОР, оглядев комнату, находит телефон, подходит к нему и берет трубку.
Что вы делаете?
ВИКТОР. Хочу вызвать скорую помощь.
РОМАН. Телефон бутафорский. Зачем вам скорая, вы ведь сами врач! Не теряйте времени, займитесь больной. Если только она и впрямь больная, а не устраивает нам представление.
ВИКТОР подходит к Анне и пробует ее пульс. Роман и Ирина суетятся рядом.
Ну?
ВИКТОР. Прошу посторонних оставить комнату. С больной должен остаться только врач. Когда будет нужно, я вас позову.
Роман и Ирина нехотя уходят. Врач укладывает Анну в кресле поудобнее и осторожно расстегивает ей пуговицы на блузке.
АННА. Зачем вы расстегиваете мне блузку?
ВИКТОР. (Вздрогнув от неожиданности.) Чтобы вам было легче дышать.
АННА. Спасибо. Однако надеюсь, что ваша заботливость не зайдет слишком далеко и ограничится двумя пуговицами.
ВИКТОР. Я могу снова застегнуть их.
АННА. Нет, почему же. Мне стало легче дышать. Расстегните, пожалуй, еще одну.
ВИКТОР. Как вы себя чувствуете?
АННА. Превосходно.
ВИКТОР. Сейчас я вызову скорую помощь.
АННА. Еще чего! Я совершенно здорова.
ВИКТОР. Только что вы были без сознания.
АННА. Я притворялась. Неужели вы сразу не догадались? Мне хотелось заставить Романа немножко понервничать. Кстати, он испугался?
ВИКТОР. Если вы имеете в виду мужчину, который крутился возле вас, он был изрядно напуган.
АННА. И поделом ему. (Делает усилие, чтобы встать.)
ВИКТОР. Оставайтесь в кресле, вам нужен покой. (Помогая Анне устроиться и подкладывая ей под голову подушку.) Сядьте поудобнее. Расслабьтесь.
АННА. Спасибо. У вас ласковые руки.
ВИКТОР. Руки врача.
АННА. Так вы врач?
ВИКТОР. А вы что думали?
АННА. Я ничего не думала. Но врачей я всегда представляла себе в халатах. А кто я, вы знаете?
ВИКТОР. (Помолчав.) Нет.
АННА. Это очень странно. Допустим, вы не любите театр, но хоть телевизор-то у вас в доме есть?
ВИКТОР. Есть, но я не большой его смотритель.
АННА. А как вы сейчас оказались в театре?
ВИКТОР. В качестве дежурного врача. И заодно, правда, смотрел спектакль.
АННА. Как же вы можете не знать меня, если в этом спектакле я играю главную роль?
ВИКТОР. (Уклончиво.) Простите, я вас не узнал. На сцене вы были в другом платье. Давайте все-таки вызовем скорую помощь.
АННА. Зачем? Ведь вы же сам доктор.
ВИКТОР. У меня нет кардиографа, оборудования, нужных лекарств. Я не могу брать на себя такую ответственность.
АННА. Пустяки. Я совершенно здорова. Просто здесь трудно дышать. В этой комнате плохая вентиляция.
ВИКТОР. (Оглядывая комнату.) Очень странное помещение.
АННА. Это репетиционная комната. (С теплотой в голосе.) Тут мы проводим наши лучшие часы.
ВИКТОР. А зачем сюда стащили весь этот хлам?
АННА. У вас нет воображения. Разве вы не видите, что мы находимся в древнем Риме?
ВИКТОР. (Неуверенно.) Да, пожалуй… Хотя, честно говоря…
АННА. Примерно так на сцене будут расположены предметы декорации будущего спектакля. Эта табуретка – курульное кресло Цезаря. (Садится на обшарпанную табуретку, изображая величественную осанку властителя полумира.) Те скамейки – это римский сенат. А это (ложится на протертую и просевшую кушетку и не без юмора принимает нарочито картинную позу знаменитой соблазнительницы) – это ложе Клеопатры. На сцене будет все точно так же, только добавятся позолота, бархат, драпировки и фанера, покрашенная под мрамор.
ВИКТОР. Вы будете играть Клеопатру?
АННА. Нет, для нее я слишком стара. Я репетирую жену Цезаря, не то чтобы пожилую, но… Как говорится, возрастная роль. Такова жизнь. Клеопатры приходят на смену стареющим женам.
Пауза.
ВИКТОР. Если вам стало лучше, то я вернусь дежурить в свою ложу.
АННА. Останьтесь. Если вы уйдете, я попадусь в лапы к Роману, а я не хочу продолжать с ним разговор.
ИРИНА. (Заглядывая в комнату.) Анна Сергеевна, как вы себя чувствуете?
АННА. Спасибо, прекрасно.
ИРИНА. Вы сможете выйти на сцену?
АННА. Конечно.
ИРИНА. Значит, спектакль не отменять?
АННА. Разумеется, нет. Не мешайте, пожалуйста, врачу.
ИРИНА. Извините. (Исчезает.)
Пауза.
АННА. Вы так и будете молчать?
ВИКТОР. Вы тоже не очень разговорчивы.
АННА. Вы не похожи на других мужчин. Обычно они говорят мне комплименты, восхищаются моим талантом, выражают надежду на новую встречу и несут тому подобную чепуху. А вы сидите, как Будда, с устремленным внутрь себя взглядом. Ну, если не внутрь себя, то, во всяком случае, не на меня.
ВИКТОР. Вы хотите, чтобы я тоже нес чепуху?
АННА. Почему бы и нет? И чепуха бывает приятной.
ВИКТОР. Я не в том возрасте, когда начинают делать вид, что ухаживают за женщиной только потому, что случайно оказались с ней наедине в одной комнате.