Добрая
половина Франции до сих пор говорила не на французском, а на
местных языках и ощущала себя прежде всего бретонцами,
нормандцами, гасконцами, а никакими не французами. Всего
восемьдесят лет прошло с той поры, как французский язык был
признан официальным языком королевства.
Одни провинции всецело подчинялись центральной власти; другие
до сих пор пользовались массой былых прав и привилегий; иные не
признавали на деле другой власти, кроме своих феодалов; в одних
местах вся политическая, юридическая и религиозная власть
принадлежала гугенотам, в других католики кое-как удерживали
первенство.
Трудами Генриха Четвертого были устроены мануфактуры, где
ткали шелк и атлас и делали ковры; возникли хрустальные заводы,
полотно из Бретани и Вандеи во множестве продавалось за границу; в
другие страны продавали также пшеницу. Однако постоянные войны
наносили всему этому огромный ущерб.
Чтобы рассказать о положении дворянства, лучше всего будет
дать слово французскому историку: «Существовало, скорее, две
разновидности дворянства: знать — настоящие властители, жадные и
воинственно настроенные феодалы, набитые деньгами, с бесчисленными
владениями и должностями, составляющие заговоры или уходящие в
раскол по любому поводу; и мелкое дворянство — обедневшие и
разорившиеся с наступлением мира дворянчики, у которых был выбор
либо прозябать в своих пришедших в запустение замках, либо
податься на службу к королю или какому-нибудь могущественному
вельможе. Между ними пролегла бездна, но было и то, что их
объединяло: гордость своим происхождением и чувство чести, которое
толкало стольких из них драться на дуэли: 2000 погибнут в одном
только 1606 году!»
Необходимо добавить к этой невеселой картине ещё одну
немаловажную деталь: мира не было не только в королевстве, но и
меж королевской четой. Отчуждение меж молодым Людовиком и его
супругой Анной Австрийской, сестрой испанского короля, росло и
усугублялось. Все громче шептались о том, что королева все же не
устояла перед ухаживаниями блистательного фаворита английского
короля герцога Бекингэма во время свидания в Амьене…
И в это самое время выросла фигура могучего и сильного волей
первого министра при слабом и безвольном короле — Армана Жана дю
Плесси, герцога де Ришелье, умного и решительного министра,
стремившегося объединить страну, покончить с произволом буйного
дворянства и приструнить гугенотов, получавших помощь деньгами и
оружием от исконных врагов Франции — англичан и испанцев.
Страна стояла на пороге новой войны. Воцарившаяся в ней
тишина была лишь кратким затишьем перед очередной бурей, долгой и
кровавой грозой.
Именно в часы этого затишья по дороге к Парижу ехал молодой
всадник на старом коне — и вскоре нам предстоит с этим юношей
познакомиться поближе…
Возможно ли это? Конечно, возможно, раз оно не исключено.
И. В. Сталин
Кружат созвездья в смене прихотливой,
А мы во власти этого полета,
И правят духом, что лишен оплота,
Минутные приливы и отливы.
То возрождая лучшие порывы,
То тяготя ничтожною заботой,
От поворота и до поворота
Ведет нас путь, то горький, то счастливый…
1530
Хуан Боскан-и-Альмогавер
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ПРОВИНЦИАЛ, О КОТОРОМ ЗАГОВОРИЛ ПАРИЖ
Глава первая
Гостиница «Вольный мельник»
В первый понедельник апреля 1625 года жители городка Менга,
известного разве что тем, что там триста лет назад родился поэт
Гийом де Лоррис, имели мало поводов как для беспокойства, так и
для развлечений.