– Нисколечко, Валентина Матвеевна. Я привыкла, что меня все рыжухой дразнят. Говорите, что помогать. Я дипломированный повар, всё готовить умею. Какие у вас тут продукты?
– Миленькая моя Катенька, сегодня я здесь хозяйка. Ваше дело – поддерживать меня духовно. Я так волнуюсь. Мы с Катенькой посекретничаем, а ты, Вениамин, стол в гостиной накрой.
– Расскажи, Катенька, о себе. Мы обязательно подружимся. Боже, насмотреться на тебя не могу, какая ты прелесть. Когда краснеешь и того краше. Можно до твоих волос дотронуться?
– Валентина Матвеевна, скажите, что хотите обо мне узнать?
– Всё, деточка. Всё-всё. Я такая любопытная. Пока Игорь Егорович в магазин ходит, мы с тобой женскими тайнами поделимся.
– Мальчиков у меня никогда не было, влюбилась впервые. Я студентка…
– У всех когда-то кто-то был, не важно. О себе говори. Что любишь, о чём мечтаешь, чем дышишь.
– Учусь на инженера путей сообщения. Попутно, на всякий случай, диплом повара получила, мало ли как жизнь повернётся.
– Одобряю. Всегда нужно иметь запасной аэродром.
– Родом из Тамбовской области. Папы нет. Мама – нянечка в детском садике. Живу на стипендию, подрабатываю. На жилплощадь не претендую.
– Разве я об этом спрашивала?
– Это так, на всякий случай.
– Экая ты осторожная, Катюша. С Венькой-то у тебя серьёзно?
– Про себя могу сказать, про Веньку – не знаю. Я девушка эмоциональная, предательство мне не перенести. Веня мне очень симпатичен, причём давно, но у нас ничего не было.
– Боже, какая же ты хорошенькая, Катюня. Имя-то, имя одно чего стоит! Можно я тебя поцелую? Зарделась-то вся. Всю жизнь о такой невестке мечтала. Вы с ночёвкой или как?
– Как Венечка скажет. Я не знаю. Время позднее. Если в общежитие ехать, то уже собираться нужно.
– Ты это, дочка, хвалить Веньку не буду, всё равно не поверишь, одно скажу – парень надёжный, в отца. Не обманет.
– Это я уже поняла, но всё равно страшно серьёзные отношения начинать. Вдруг он меня не любит?
– Милая моя, Венька на тебя как на ягодку смотрит, съесть готов. Это любовь, я-то знаю. Только с ребёночком не торопитесь. И не стесняйся совета спрашивать.
– Хорошо, мама.
– Девочка моя! Что-то разволновалась я, дурочка старая.
Валентина Матвеевна открыла душевную заслонку, выкатила поток слёз в три ручья. Катенька, тем временем, принялась готовить ужин. Она уже поняла, что задумала хозяйка и ловко укладывала на противень ингредиенты.
– Кать, ты только не говори никому, что я тут мокрое шоу устроила. Сейчас умоюсь. Скажем, что лук резала.
– Хорошо, мама.
– Ну, ты из меня совсем душу вытащила. Дай Бог вам счастья! А вот и Венечка. Сын, вы с ночёвкой?
– Как бы да, но… ночевать-то нам вроде и негде. Мы ведь это, мы не того… мы отдельно спим.
– Ха, ещё проще. Катенька на диване в гостиной, а ты, сын, на полу. Тогда за ужин. Мы с отцом по рюмашке хлопнем за ваше здоровье. Что-то Игорь Егорович задерживается.
– Давно в комнате сидит. Ждёт, когда наговоритесь.
– Тогда зови. Игорь Егорович, вам отдельное приглашение или как? Знакомься с невесткой, Катенька зовут.
– Доброго здоровьичка, дочка! Так это помолвка что ли?
– Не совсем так, отец. Они ещё сами не знают. Молодые, всего боятся.
После ужина ребята пошли гулять. В голове у обоих звучала мелодия любви, ещё не вполне оформившаяся, но темпераментная и ритмичная.
Катенька положила руку на Венькино плечо и направила взгляд в самое сердце. Венька обхватил подругу за талию, прижал и закружил, закружил, шурша сухими осенними листьями, прижимая всё крепче, пока их тела не слились в одно, а для движений не осталось расстояния.
Шаг, ещё шаг. Спина девушки упёрлась в берёзу. Лёнька ощутил запах её волос, нежность кожи на открытой шее, свежесть дыхания, мягкую упругость груди, податливость тела, едва ощутимые вибрации, понятные только влюблённым.
Катенька ждала, жаждала, безмолвно требовала продолжения. И оно незамедлительно последовало. Неловкий поцелуй в нос. Руки задрожали, сердце подпрыгнуло, забыло вернуться на землю.
Глаза, щёки, ушки. Нежная бархатистая мякоть, сводящая с ума.
Девушка призывно приоткрыла губки, предварительно облизнув их. Лёнька сжался в комок, понимая, что теперь его не остановить, что бы ни происходило дальше.
Это его женщина.
Он впился в губы, помогая языком, собирающим нектар поцелуя, смакуя каждую каплю и целовал, целовал, пока не вырвал из её груди продолжительный стон.
Было видно, что у Катеньки кружится голова. На её лице блуждала блаженная, слегка глуповатая улыбка, как это обычно бывает у людей, расставшихся с разумом, который обменяли на чувственность, возбуждение, сладострастие.
Она готова была пойти дальше, настолько, что даже представить себе не могла. Ей было всё равно, лишь бы не расставаться никогда.
Если бы её спросили сейчас, чего она больше всего хочет, Катенька ответила бы, – любви.
Ей действительно нужна была только любовь, в какие бы одежды та ни рядилась. Готовность разделить с Венькой судьбу, жизнь и любые ощущения, вплоть до слияния, которого она страстно жаждала, несмотря на страх и растерянность, поколебать уже было невозможно.
Решимость, и крайняя степень возбуждения руководили сейчас её телом и разумом.
Девочка просила, умоляла взглядом не останавливаться, разрешала идти до конца. К счастью, Венька уже имел определённый сексуальный опыт, поэтому взял себя в руки и остановился на этом.
Впрочем, ощущение блаженства догнало его уже на этой стадии любовной игры. Он был в достаточной мере удовлетворён.
С Катенькой всё было внове, поэтому впечатления и эмоции казались сильнее и ярче, чем когда-либо до этого. Такого давления страсти он ещё не испытывал.
Хотелось петь и танцевать, что он и сделал. Танцевали они вдвоём, а пела одна Катя, но это было настолько прекрасно, что домой идти совсем не хотелось.
Пора было спать, но волнительное возбуждение не отпускало. Ещё один поцелуй. Последний. Потом самый последний…
И ещё один… и ещё.
Они основательно замёрзли. У обоих зуб на зуб не попадал. Осенью вечера холодные и влажные.
Хорошо, что дома была горячая вода.
Ребята по очереди приняли ванну. Распаренные, взбудораженные и опьянённые сели пить чай, не отрывая взглядов. Им было невероятно хорошо.
Катенька в мамином халатике была такая соблазнительная, просто жуть. Как жаль, что они не могут остаться наедине.
Венька улёгся на полу, Катя на диване. Сон никак не приходил. Оба ворочались.
Мысленно юноша обнимал любимую, исследовал потайные уголки, которые в полудрёме никак не мог отыскать.
Девочка была для него шкатулкой, от которой у него не было ключика. Парень знал, что там лежат несметные сокровища, но какие именно – не ведал.
Во сне Венька тянулся к любимой. Девушка раскрывалась, лежала рядом с ним обнажённая с призывно распростёртыми ногами и манила рукой.
Венькино желание набухало, стремилось в желанную горячую глубину, почти достигало цели, которая раз за разом исчезала.
Разрядку уже невозможно было остановить…
Толчки экстаза следовали один за другим.
Венька проснулся в поту, на цыпочках пробрался в ванную и встретил там Катю, в темноте замывающую свои трусики.
Смеялись долго, но тихо, моментально сообразив, что к чему. Потом целовались.
На кухне в полной темноте со стопкой в руках тихо сидел загадочно-задумчивый отец.
Через пять минут подтянулась мама.
Удивительно, но все они по разным причинам были счастливы.
Романтикэ
Было! Трамваи летели, как красные кони.
Астра звезды расцветала на скатерти неба.
Я прибегала с работы в горящей короне,
Хоть и с авоськой, тяжелой от сыра и хлеба.
Было и помнится: возле железной калитки –
Осень весёлая в жёлтом пальто наизнанку…
От обожанья, которого было в избытке,
Я умирала и к вечеру, и спозаранку.
Татьяна Бек