Валерий Столыпин
Компромисс
Компромисс
Время плыть по медленной реке,
Говорить на странном языке,
На чужом бессмысленном наречье
Птичье вытесняет человечье.
Изменяет суть коммуникаций,
Никаких подтекстов не касаться.
Просто так по краешку скользя,
Потому, что лишнего нельзя.
Лида Шаркунова
В маленькой комнате тепло и уютно. Здесь я и моя любимая девушка, Яна.
Сидим почти рядом: я на стуле у окна, она, свернувшись в уютной кошачьей позе, на кровати.
Читаем. Каждый своё.
Наигрались вдоволь в имитацию семейных сцен, хотя жить вместе ещё и не начинали.
Первые пробы совместных отношений и компромиссов, не вполне удачные.
Нет опыта балансирования в сложных ситуациях.
Кооперация всегда сложный процесс, особенно когда жизнь только начинается.
Притомились оба от эмоционального и физического марафона, от желания непременно доказать свою правоту, от скачкообразных нервных импульсов, запускающих цепь противоречивых реакций, вызывающих столь же насыщенный ответный ход партнёра.
Да уж, повеселились наславу.
Теперь чувственно перевариваем произошедшее, пытаясь уравновесить вихревые процессы мыслительной деятельности, насытившие кровь концентрированным рассолом гормонов стресса.
Я читаю книжку Рафаэлло Джованьоли о Спартаке, но, если честно, больше делаю вид, что занимаюсь чтением.
Яна шелестит подшивкой журнала " Юность " за прошлый год.
Кажется, тоже притворяется, просчитывает ходы.
Она не сдастся ни за что. Это точно.
Читать мы любим оба, только сейчас не это главное.
Внешне мы спокойны, хотя совсем недавно в этой комнате бушевали небывалые страсти, родившиеся, как обычно бывает, из ничего.
Причина, конечно, была. Не повод даже, а так мимолётное раздражение по поводу необоснованных действий.
Не надо бы обращать на него столь пристальное внимание, но дело уже сделано.
Увы, жизнь не даёт шанса переигрывать случившиеся ошибочно эпизоды. Срыв в штопор уже произошёл.
Теперь сидим, обтекаем, прилежно показываем друг другу каждый своё праведное фи, накручиваем эмоции раздражения, репетируем в уме сцены мести и лидирующее место в будущих интимных отношениях.
Догадываюсь, но точно не знаю, что на самом деле творится в этой миленькой головке, обрамлённой слегка завивающимися пушистыми волосиками.
Судя по блуждающему хмурому взгляду и конвульсивным подергиваниям мимических мышц лица, процесс осмысления происходит бурно. Фантазии, похоже, зашкаливают.
Наверняка сейчас придумывает для меня жестокую казнь.
В любом случае я побеждён, повержен, достоин наказания, казни. Долго выдерживать противостояние не в моих привычках.
Каждый украдкой поглядывает на реакцию партнёра. Впрочем, взрывоопасное напряжение уже спало.
Очень, если честно, хочется примирения, продолжения любви. Я даже готов принести извинения, хотя виноватым себя не считаю.
Однако ритуал примирения не терпит отступлений от предписанных правил. Необходимо во что бы то ни стало сохранять традиции, иначе для чего было так заводиться.
Мы старательно делаем вид, что не замечаем ничего, кроме печатного текста, хотя нет нам до него никакого дела.
А было всё так: Яна, наконец, перевезла ко мне свои вещи. Решили пожить вместе, чтобы притереться, опробовать способность и желание осваивать совместный быт.
На работу ей только в понедельник, а сегодня четверг.
После бурной интимной ночи (не виделись перед этим две недели), я ушёл, зацеловав подружку до посинения, на работу.
Яна, не посоветовавшись со мной, решила устроить любовное гнёздышко на свой вкус, чтобы сходу обозначить в нём лидирующую роль.
Начала прибираться по-своему, определять каждому предмету раз и навсегда установленное лично ей место. Наверно так поступают все женщины метят территорию, подчёркивая личную роль в каждом бытовом процессе.
Хоть и не особенно любит моя девочка домашние хлопоты, на сей раз подошла к процессу обновления интерьера творчески, с воодушевлением всё до последней соринки перевернула вверх дном.
Внешне это было похоже на тщательную ревизию прежней жизни.
Благо комната, вместе с кухонной половиной, метров семнадцать, не больше.
Сначала Яна свалила все мои вещи в огромную кучу посреди комнаты, затем начала перетасовывать с места на место, анализируя истинную ценность каждой составляющей моего образа жизни, истинную необходимость находиться каждому предмету в ограниченном пространстве будущего государства с женским населением.
Старалась вовсю, пока не добилась желаемого эффекта.
Дело потихоньку двигалось, вещи обретали временный, промежуточный вид на жительство.
Оставались мелкие детали интерьера, коробки с документами и очень личные вещи.
На этом этапе дизайнерской деятельности у Лизы проснулось любопытство.
Девочка решительно открыла коробку с уже прочитанными мной письмами, начала, как бы нехотя перебирать.
Настороженная подозрительность между тем успела пустить в её головке нежные корешки, питая нездоровый девичий интерес.
Это от родителей. Так, Андрей Торгашов, друг по техникуму, понятно. Редакция газеты этих писем много. Зачем их хранить? Дружинина Татьяна. Ого, это интересно! Нужно глянуть, хоть одним глазком.
Колебалась Яна не особенно долго, огляделась украдкой и открыла первый конвертик.
В нём о студенческой жизни, перспективы остаться работать на конезаводе в Ленинградском Пушкине и стихи. Много стихов. Все до одного про любовь.
Про любовь страстную, счастливую, несчастную. Разную.
Открывает следующий конверт то же самое.
И в следующем.
И в том.
Застучало, забилось, негодующее, начавшее что-то порочное подозревать девичье сердечко.
По шее и щекам её разлился пожаром огонь негодования.
Предатель, донжуан, изменник, с кем я жить собралась, семью строить ну, уж, нет!
В одном из конвертов нашла фотографию. Татьяне её в художественной студии сделали. Очень удачный портрет.
Вендетта состоялась незамедлительно. Яна грубо приколотила снимок на стенку огромным строительным гвоздём.
Пока прибивала, грохнула со всего размаха по пальцу. Разозлилась, накручивая эмоции ревности, превращая их в прямую агрессию, схватила большой кухонный нож и давай кромсать изображение.
Успела, невзначай, порезаться.
Слёзы, истерика, театральное заламывание рук. Короче, весь ассортимент ритуальных действий обманутой в любви и верности юной женщины.
Потом начала мои личные вещи топтать и уродовать. Для начала обсыпала их мукой. Сверху водички для пущего эффекта плеснула. Перемешала, взбила, размазала по всему полу
Выла, вытирая лицо и волосы руками в тесте, вываливая комом избыточные эмоции на разыгравшиеся на пустом месте чувства.
Представляю, как её колбасило, если мою комнату она превратила в полигон для хранения твёрдых бытовых отходов.
Прихожу на обед, а милая сидит на полу в позе убитой горем жены погибшего в неравном бою бойца. Взлохмаченная, безучастная, с глазами, собранными в кучу в районе переносицы; в настолько непотребном, театрально-постановочном виде, что я её не сразу признал.
Ни глаз, ни рожи не видно под слоем грязного липкого теста.
Глядя со стороны можно подумать, что это чьи-то мозги по всей комнате растеклись.
Устроилась прямо перед грязной кучей на полу с расставленными в стороны руками и ногами, с письмом в руке.
Кругом следы извращённого насилия над моим личным имуществом.
Я присвистнул, хоть и не силён в этом искусстве.
Лихо моя девочка с интерьером расправилась.
Надо было не на продавца на дизайнера учиться.
Яна молча, с белым обескровленным лицом, протягивает безвольным жестом конверт.