Генрих не придал особого значения чрезвычайной взволнованности отца после этого
визита. Раздраженное самолюбие инженера особенно страдало, когда ему напоминали
о брате-штурмбанфюрере, проявляющем большую осведомленность о всех его делах и
поведении.
Успокоился Шварцкопф только тогда, когда Иоганн Вайс принес заказанные ему
приборы, выполненные не только с особой тщательностью, но и с дополнительными
техническими усовершенствованиями, которые не были предусмотрены в чертежах.
Иоганн Вайс держал себя у Шварцкопфа непринужденно, но с тем особым тактом,
который невольно импонировал инженеру, не терпящему никакой фамильярности.
Вайса отличали сдержанность, готовность услужить, но не было в нем и тени
угодливости. Чувствовалось, что он преклоняется перед знаниями своего патрона.
Однако его любознательность в области техники не простиралась дальше заказов,
которые он выполнял. И когда Шварцкопф увлеченно начинал рассказывать о
задуманных работах, Вайс вежливо напоминал, что он недостаточно образован и, к
сожалению, ему трудно понять технические идеи, которые развивал перед ним
Рудольф Шварцкопф.
С Генрихом Шварцкопфом у Вайса были самые дружеские отношения, но и с отцом и с
сыном он держал себя со скромным достоинством человека, отлично сознающего
разделяющее их неравенство в положении.
Несмотря на это, Генрих неоднократно уверял, что Иоганн — настоящий друг, и даже
ввел его в дом профессора Гольдблата, дочь которого Берта по воскресеньям
собирала у себя молодежь, преимущественно музыкальную. Берта училась в
консерватории, но уже давала концерты, и не только в Латвии: года два назад она
выступала в Стокгольме и Копенгагене. На музыкальных вечерах Иоганн Вайс скромно
сидел где-нибудь в уголке. А перед ужином отправлялся на кухню и помогал кухарке
нарезать тонкими ломтиками ветчину для сандвичей, откупоривал бутылки, колол лед
для коктейлей.
Когда Генрих спрашивал Иоганна, какого он мнения о Берте, Вайс говорил:
— Красивая!
— Ну, а еще?
— Талантливая...
— Ну-ну, дальше? — нетерпеливо требовал Генрих.
— И она будет знаменитой.
Генрих мрачнел и говорил, нервно дергая плечом:
— Вот именно. И ей нужен супруг, который будет таскать за ней чемодан, оклеенный
этикетками всех отелей мира. И отец требует, чтобы я женился на этой гордячке во
имя его целей; он хочет сделать профессора сотрудником своей фирмы "Рудольф
Шварцкопф".
— Но почему ты считаешь ее гордячкой?
— А потому, что она со своим фортепьяно мечтает о личной власти над толпой так
же, как мы, немцы, о мировом господстве!
— Ну, это не одно и то же...
Генрих произнес раздраженно:
— Отец, пожалуй, не очень-то симпатизирует фашизму. Он сам хочет прибрать к
рукам Гольдблата, претворить его замыслы в патенты и стать единоличным
властелином фирмы, торгующей техническими идеями. И таким способом диктовать
свою волю самым крупным мировым концернам.
— Он технократ и фантазер.
— Но он очень талантливый человек. А я?
Вайс заколебался:
— Ты слишком разбрасываешься. И, по-моему, излишне увлекаешься спортом.
— Это помогает ни о чем не думать.
— По-моему, это невозможно — не думать.
— Вот я и стремлюсь к невозможному, — резко закончил разговор Генрих.
Иоганн Вайс последние месяцы всегда сопровождал Генриха на мотодром и на
взморье, где Генрих тренировался на мотоботе.
Месяца три назад, когда они однажды вышли в море в плохую погоду, разразился
шторм. Сильной волной мотобот перевернуло. Вайс спас Генриха. Но когда Генрих
торжественно заявил, что вся Рига узнает о подвиге Иоганна, Вайс попросил
Генриха никому об этом не говорить; если появится заметка в газете, владелец
автомастерской Фридрих Кунц уволит его с работы, потому что владельцы
мастерских, обслуживающих моторные суда, обвинят Кунца в том, что он нарушает
коммерческие правила, посылая своего рабочего обслуживать спортивные катера.