Здесь нужно сказать, что внук Антоша и внучка Светочка, также, как и дочка Томочка, пользовались особой любовью Таисии Петровны, и она всячески старалась получить от внучат в ответ какие-нибудь признаки взаимной любви. Например, требовала, чтобы они звали её не иначе, как «бабуля». Взрослые – Вася, Вика и Томочка – быстро освоились с этим новым словом и часто между собой именовали Таисию Петровну «бабулей». Светочка также постепенно усвоила это обращению. Антоше же в первое время трудно было к этому привыкнуть, так как двух своих других бабушек – Васиных маму и тётю – он именовал соответственно, «баба Флора» и «баба Пóли».
– Осталось теперь только нашу умницу и красавицу Томочку замуж выдать за доброго человека, – а там и помирать можно, – продолжала бабуля.
– Ну, что вы, Таисия Петровна, – рано вам ещё о смерти-то думать! – вставил из вежливости Васечкин.
И на этом, к счастью для него, «Краткая история жизни» тёщи закончилась. Завершился, но уже, к сожалению, и вкусный ужин.
Поблагодарив Таисию Петровну за деликатесную еду и интереснейший рассказ, Вася присоединился к Вике и Томочке, всё ещё смотревшим в столовой (Томочкиной комнате) телевизор. Антоши с ними уже не было, – Вика только что уложила его спать.
По телеку шла какая-то дребедень – репортаж о жизни советских шахтёров. Собственно, сёстры и не смотрели телевизор, – он был включён так – для фона.
Сидя за круглым, обеденным столом, Вика терпеливо вязала весёленькую, зелёненькую жилетку для своего мужа; а Томочка, развалившись в кресле и накрыв ноги пледом, читала толстый роман.
– Ну, как тебе «Краткая история жизни»? – поинтересовалась Вика, оторвавшись на секунду от вязанья.
– Ничего, с хорошей закуской проходит, в горле не застревает, – ответил Вася и спросил: «Нет ли чего поинтереснее по телеку?»
– Не всё ли тебе равно? Наверняка, я уверена, что и по другим программам ничего дельного не показывают. Но, если хочешь, – пойди покрути сам, – неохота вставать, – сонно отозвалась Томочка.
– Что верно, то верно, по телику круглые сутки идёт одна дребедень, – отвечал Вася. – Поэтому мне глубоко насрать, что смотреть. Но я, всё же, пойду попереключаю…
При этих его словах Томочка несколько оживилась и расплылась в прелестной улыбке.
– Чему это ты заулыбалась? – спросила её Вика.
– Да вот, – я живо себе вдруг представила на моём обеденном столе дымящуюся, ароматную кучку свежего Васиного говна, – только что с удовольствием им высранного.
– Ты права, Томочка, – сказал Васечкин, – действительно, как справедливо подметил один поэт (не помню, какой): «Нет ничего приятнее на свете, чем хорошо и от души посрать…»
Заметим, что отечественный телевизор «Горизонт», выделенный бабуле как ветерану ВОВ (Великой Отечественной войны), не был снабжён пультом дистанционного управления, поэтому Васечкину пришлось, пройдя всю комнату, приблизится вплотную к телевизионному ящику.
Подойдя к телевизору и, уже было, собираясь переключить программу, наш герой на мгновение замер… Что-то в идущей передаче привлекло его внимание.
Несколько шахтёров сопровождают телевизионного корреспондента в экскурсии по городскому кладбищу. Там похоронены в основном шахтёры. Вот они подводят телевизионщика к скромной могильной плите, под которой покоится их коллега, умерший далеко не старым, – лет в сорок.
– Отчего умер ваш товарищ? – спрашивает корреспондент.
– От безысходности, – следует ответ.
Тут Вася переключил программу. По другому каналу шёл увлекательный американский боевик.
VII
Покинув уснувшую в кресле Томочку, Вика и Вася отправились на отдых в свою комнату.
Антоша мирно почивал на маленьком диванчике, отгороженном от двуспального родительского канапе шкафчиком с игрушками, – посапывая и подложив ручонку под пухлую, розовую щёчку. Спящий мальчуган был так нежен и тих, что в нём никак не угадывался тот заводной сорванец и проказник, каким он бывал днём.
В комнате, подсвечиваемой настольной лампой с зелёным абажуром, царил уютный полумрак. Тускло поблёскивали стеклянные двери книжного шкафа и металлические обода динамиков Васиных напольных колонок.
3а большим окном, над белокаменными боярскими палатами царила стылая, дождливо-мокроснежная ночь. Но мрак её и холод не проникали в нагретое жильё.
Поздними вечерами, когда все в доме спали, Васечкин любил сидеть за письменным столом напротив этого окна, – при этом пить горячий чай, и что-нибудь читать или писать. К ночи его мозг всегда активизировался, и масса интересных идей и мыслей роилась в нём. А утром нашему герою было всегда тяжело просыпаться (поэтому и приходил он на работу всегда не рано) и, обычно, до обеда ничего не соображал. То есть, Вася был «совой». Вика же, напротив, была «жаворонком», – ложилась вечером всегда не позже одиннадцати и вставала в семь утра, чтобы вести Антошу в школу.
В этот вечер Вася устал и решил лечь спать одновременно с женой. Он задёрнул шторы, отгородившие совсем их уютный мирок от ночной непогоды. А потом они разделись и, потушив лампу, скользнули в свежевыстиранные простыни под тёплое стёганое одеяло.
Наш герой прижался животом к выставленной из-под ночной рубашки (или «ночнушки», как Вика её называла) горячей и мягкой попке супруги. Коленями он упёрся в ложбины, образованные сзади её согнутыми ногами. Они любили так спать, – как бы слившись в одно диковинное, многорукое и многоногое, но незлое существо… Сон, как всегда, не замедлил прийти к ним обоим почти одновременно.
Следующим утром, примерно в восемь часов, Вика с Васей были разбужены дикими воплями, доносившимися из Томочкиной комнаты: «Нищенка! В мещанки за мой счёт! Не выйдет! Да я ж тебе морду выбью!» Это голосила Таисия Петровна.
Ошалевшая спросонок, и перепуганная Вика вскочила и побежала в одной ночнушке посмотреть, в чём дело? За ней, надев, однако, домашние штаны, последовал и Вася.
Оказалось, что рассвирепевшая бабуля всерьёз набросилась на заспанную младшую дочку, скинув с неё одеяло и собираясь уже было приступить к рукоприкладству.
Праведный материнский гнев был вызван весьма уважительными обстоятельствами. Таисия Петровна, пережившая в уже далёком прошлом голод, была чрезвычайно запаслива: всё время делала заначки на случай войны или какого другого стихийного бедствия. Например, в её крохотной комнатушке, под старым клоповным диваном, который Вася для себя именовал не иначе, как «тёщиным логовом», было спрятано два двадцатикилограммовых мешка сахара. Заметим, что сахар в описываемое нами время был дефицитом и продавался по талонам в ограниченном количестве.
Продукт этот постепенно отсыревал, и все члены семьи недоумевали, зачем бабуле потребовалось такое его количество, – ведь сахаром же при голодухе не наешься. Она, однако, объясняла, что в случае голода сахар надо будет разводить тёплой кипячёной водой и пить сладкий сироп, – таким образом можно будет продержаться.
Под диваном же, и под небольшим столиком, заваленным всякой рухлядью, хранились батареи бутылок спиртного: в основном водка и «Советское шампанское». Это была «твёрдая увалюта», которой бабуля расплачивалась с рабочими, строившими ей дачу. В то трудное время, из-за горбачёвской антиалкогольной реформы, водка тоже стала редкостью, и её продавали по талонам. По две бутылки в месяц на нос для мужчин и по одной для женщин.
Для пополнения своих запасов Таисия Петровна отоваривала сахарные и водочные талоны всех членов семейства, да, вдобавок, Вася частенько приносил ей с работы спирт-ректификат, который работяги-строители очень даже уважали.
Так вот, проснувшись сегодня по своему обыкновению рано утром – часов в шесть, позавтракав, как обычно, какой-то дрянью (из экономии) и собравшись уже было отправиться на строящуюся дачу, Таисия Петровна заглянула под столик с тем, чтобы забрать с собой пару бутылок водки для уплаты рабочим. Представшее глазам зрелище ошеломило запасливую тёщу и на некоторое время лишило её дара речи. Бутылки, бывшие под столиком, стояли среди битого стекла в грязной, липкой луже. Пересчитав их (количество своих запасов мужественная женщина удерживала в своей развитой памяти с безошибочной точностью), бабуля обнаружила, что четырёх бутылок шампанского не хватает. То есть они разбиты, а мерзкая лужа и осколки – это то, что от них осталось!