Минут через пять снова включился: «Есть связь с Сашкой! Говорит, отцепился от троса, можете сматывать. Глубина – триста семьдесят семь… Теперь, что касается связи. Александрыч дал добро. Сейчас вытянем трос, подвяжем кабель и у тебя уже будет связь. Подождать немного придётся».
«Сколько?» – тут же поинтересовался я.
«Совсем немного. – успокоил Сергей, – Минут пятьдесят. Может, чуть больше…»
Ничего себе, немного! Брат целый час будет вынужден ждать только начала моего спуска. Не могли что ли раньше это подготовить. В достаточной подготовленности экспедиции у меня давно закрались сомнения… Сашка уже говорил, что эту экспедицию готовили второпях и наспех. Но я не мог подумать, что всё настолько плохо.
«Не надо кабель!» – торопливо нашлёпал я с восклицательным знаком. – «Саша на дне один. Спуск сразу!»
И, действительно, меня стали спускать почти сразу.
Пока открывали сверху палубный люк и цепляли крюком мою временную темницу, прошло минут пятнадцать. Потом камеру вытянули над палубой, где она стала грузно раскачиваться.
Солнце сияло уже высоко. Сквозь двойное стекло и воду внутри смотреть на расплывшееся в синеве светило и раскачивающийся вместе с океаном судно было удивительно! Как будто я маленькая золотая рыбка и гляжу из подвешенного в воздухе аквариума на эту воздушную нереальность!
Мой связной Сергей, в ластах уже ждал меня, плавая в воде. Пока кабину опускали, он снизу что-то кричал. Но я за общим шумом ничего разобрать не смог. Гудели стропы, в борт судна звонко билась волна и чайки ещё орали, как ненормальные… А с борта мне махал почти весь состав экспедиции и ещё часть свободного экипажа. Приятно, когда так тебя провожают, будто ты это заслужил. Я прижал к иллюминатору ладони с пальцами в форме сердца. Они ещё больше оживились. Но я уже в следующее мгновение оказался накрытым волной и мало что увидел…
Когда Сергей распахнул в воде люк, моя одиночная камера так дёрнулась, что я чуть не вывалился наружу. Успел схватиться за край кабинки. Серёжка тоже меня подхватил и, поднатужившись, помог вернуться обратно.
Да, я теперь необычайно тяжёлый. Один только этот «лёгкий» скаф, со всем снаряжением, мной и жидкостью внутри, около четверти тонны весит! Не знаю даже, как смогу я плавать? Все слои этого костюма эластичны, поэтому подвижность конечностей нормальная, но у меня за спиной такой чудовищный вес системы жизнеобеспечения!
Пока я, корячась на дне кабины, пытался пристегнуть себе ласты, Сергей, суетясь, вставил в гнездо за моей спиной тяжёлый дьюар со свежим кислородом и три аварийные ампулы в кассету у сгиба локтя и перевёл систему обеспечения жизнедеятельности в автономный режим.
Кстати, об этих аварийных ампулах. Одна из них с быстродействующим наркозом, который все здесь зовут: «рубильником», потому, вероятно, что вырубает. Вторая у них зовётся «будильник» с соответствующим этому анти-вырубающим действием. А третья на слэнге – «отрыжка», инициирующая позывы к собственному дыханию. Вот такое смешное у них арго! А правильные названия содержимого этих ампул знает только одна Алёна Викторовна, специалист-анестезиолог.
Подготовились к погружению мы с Сергеем достаточно быстро. Была ещё одна непредвиденная задержка: перед застёгиванием заклинил карабин на тросе, который должен меня связывать с лебёдкой корабля, и сколько мы ни бились с этим карабином, результат был отрицательным. Два раза Сергей выныривал отдышаться.
При последнем его всплытии я на всё плюнул, времени ремонтировать уже не осталось, и один из рабочих «космических» карабинов на своём поясе справа зацепил за звено на тросе. Снова нырнувший Серёжка проверил надёжность, от души рванув соединение к себе. Затем шлёпнул меня рукой по шлему, пальцами показал, что всё хорошо и вынырнул, чтобы отдышаться и дать отмашку на лебёдке.
Спуск пошёл! Я повис на медленно скользящем в глубину тросе и тут же набрал на коммуникаторе:
«Опускаюсь. Вода чистая, видимость великолепная. Вижу над собой воздушную границу воды на 25-40 метров. И масляный след от кормы…».
Многоточие поставил, чтобы они могли ждать продолжения. Я чувствовал себя эдаким глубоководным репортёром. Такая идея пришла мне в голову, когда я ещё отходил от наркоза, в полубессознательном состоянии. И уметь быстро набирать длиннющий текст, чтобы считать себя по праву таким репортёром, я обучал себя один только предыдущий вечер. Поздно вечером нас с Сашкой все оставили в покое, и делать было совершенно нечего.
И свободное время это я использовал для реализации своей революционной идеи. Сперва, отключив связь, тренировался один. Описывал всё что вижу и чувствую, набирая текст у себя на руке. Позже мне стали помогать Серёжка с Алексеем, пришедшие узнать почему я отключился.
Правда, когда я попробовал работать с ними вслепую, ничего хорошего не вышло, и они перестали меня понимать. Я по слепому набору много тренировался потом, пока остальные спали, включил связь и мучал брата Сашку, пытал его разными длинными вопросами до тех пор, пока он, наконец, не уснул. Может он и не спал, просто ему всё надоело, и он перестал откликаться.
Кстати, клавиши для слепого набора совершенно не приспособлены. Всё время приходится искать края клавиатуры. Перчатки недостаточно тонкие и не позволяют чувствовать поверхность клавиш. Пальцами «вижу» только края и промежутки между клавишами, поэтому пришлось заучить назубок расположение каждого знака в клавиатуре.
Глава 3. Островок на 377 метров ниже уровня моря
Ира.
Обычных ощущений сдавливания от растущего давления почти нет. Немного тянет в ушах и временно возникают непривычные, неизвестно откуда идущие, шорохи, отвратительно сочетающиеся со ставшим постоянным головокружением.
Когда ещё увлекался дайвингом, глубже десяти метров нырять не приходилось. Но Сашка успокаивал, что с таким оборудованием на какую глубину опустят, на той и можно работать, разницы никакой. У меня в этом сомнения были, но я почему-то не стал о них говорить.
Не прошло и нескольких минут, а барометрическая глубина уже почти сорок, мой личный рекорд побит более чем вчетверо и скоро будет остановка. Я снова потянулся к коммуникатору:
«Глубина сорок. Немного темнеет. Вокруг сгущается синяя жуть». Фраза получилась неадекватно пугающей. Просто рывок от остановки произошёл нежданно-негаданно. Перед остановкой меня никто не предупредил, а самому следить за глубиной было некогда, набирал текст. Когда меня тросом дёрнуло, палец проскочил мимо «м» и ткнул в «ж». Вместо «муть», вышло «жуть». Буквы похожи, я этого тогда не заметил и запустил сообщение в неотредактированном виде.
Но теперь чтобы сделать свою ошибку не такой уж драматичной, я торопливо добавляю:
«Остановка. Всё нормально. А как у вас?».
Сергей, мой оператор, не отвечая на вопрос, тихо похвалил:
«Молодец» – и тут же добавил – «Твой Сашка уже тридцать минут сидит на дне и молчит».
Я представил себе, как брат уселся где-то на твёрдое дно, плотно закрыл рот с торчащими оттуда трубками и решил немного помолчать… Это на него было не похоже.
Я мысленно увидел как он там сидит, это показалось даже смехотворным! И я, если бы это только было возможным, непременно бы расхохотался. Сашка наверняка занялся чем-то полезным, воспользовавшись возможностью делать что-то на своё собственное усмотрение, без излишнего контроля!
А Сергея я успокаиваю:
«Всё в порядке, не парься, он всегда был такой, отзовётся ещё. Пока будет связь, буду сам писать письма, чтобы вы там не скучали».
«Да, Ира, забыл тебя предупредить» – поспешил вставить Сергей. – «Когда будем травить канат, компенсатор переведи на самый минимум. И, если не включал, лучше пока не трогай».