Затем он с
прежней осторожностью пополз к беседке Джальмы, устроенной, как мы
уже говорили, из тростниковых циновок.
Прислушавшись, не проснулся ли принц, душитель вытащил из-за
пояса длинный нож с острым концом и разрезал им циновку фута на
три от земли. Благодаря необыкновенно острому лезвию операция эта
произвела меньше шума, чем при резке стекла алмазом. Видя в
проделанное отверстие, что Джальма продолжает спать, душитель с
невероятной смелостью вполз в саму хижину.
2. ТАТУИРОВКА
Небо, до той поры прозрачно-голубое, приняло теперь
`jb`l`phmnb{i оттенок, а солнце скрылось за зловещими багровыми
тучами.
Этот странный свет придавал всему необыкновенную окраску: как
если бы смотреть на пейзаж сквозь медно-красное стекло. Подобное
явление в связи с усилением тропического зноя предвещает
приближение грозы.
В воздухе чувствовался легкий сернистый запах… Листья по
временам вздрагивали, точно под влиянием электрической искры…
Затем снова все погружалось в безмолвие и в мертвенную
неподвижность. Воздух, насыщенный острым ароматом цветов,
становился невыносимо тягостным; сон Джальмы был тяжелым и
нервным, на его лбу выступили крупные капли пота.
Душитель проскользнул вдоль стен ажупы, как змея; ползком, на
животе, он добрался до циновки Джальмы и распластался на полу,
стараясь занять как можно меньше места. И тут началось нечто
невыразимо ужасное, посреди глубокого безмолвия и таинственности.
Жизнь Джальмы была в руках душителя, съежившегося в комок.
Опираясь на колени и кисти рук, с вытянутой шеей и с пристально
уставившимися расширенными глазами, он был похож на хищного зверя,
подстерегающего добычу… Только легкое конвульсивное дрожание
челюстей оживляло бронзовую маску лица…
Затем его отвратительные черты отразили страшную борьбу,
происходившую в душе, — между страстной жаждой убийства,
возбужденной ещё сильнее видом только что убитого раба… и
приказанием щадить жизнь Джальмы, хотя цель, которая привела
душителя в ажупу, была, быть может, ужаснее самой смерти.
Два раза душитель с горящими глазами хватался правой рукой за
веревку… и оба раза убирал её. Инстинкт убийства уступил, наконец,
той всемогущей воле, которую испытывал на себе малаец. Но все-таки
жажда убийства доходила у него до помешательства… Только это
оправдывало потерю драгоценного времени… С минуты на минуту
Джальма, сила, ловкость и мужество которого были известны и
внушали страх, мог проснуться; несмотря на то, что при нем не было
оружия, он был бы опасным противником для душителя.
Наконец, подчиняясь и подавляя вздох сожаления, тот принялся
за дело… невообразимое для кого-нибудь другого… Судите сами.
Джальма лежал на левом боку, головой на согнутой руке. Надо
было заставить его повернуться во сне на правый бок, чтобы, в
случае если бы он проснулся, его взгляд не упал сразу на душителя,
которому было необходимо пробыть в хижине несколько минут, чтобы
исполнить свой план.
Небо все больше и больше заволакивало… Жара становилась
абсолютно невыносимой; это благоприятствовало планам душителя,
потому что сон Джальмы становился схожим с оцепенением… Встав на
колени перед спящим, малаец начал водить по его лбу, вискам и
векам кончиками своих гибких, смазанных маслом пальцев.
Соприкосновение кожных покровов было почти неощутимо.