Чистый белый лоб, маленький розовый носик и ямка на подбородке
довершали общее приятное впечатление при взгляде на эти милые
лица, выражавшие и доброту, и непорочность.
Надо было видеть, когда при наступлении дождя или грозы
старый солдат тщательно закутывал их обеих в громадную оленью шубу
и спускал им на самый лоб большой непромокаемый капюшон; ничего не
было прелестней двух смеющихся свежих лиц, укрытых темным чехлом.
Но вечер был спокойный и прекрасный, и шуба покрывала только
колени молодых девушек, а капюшон лежал на спинке седла. Роза, все
так же обнимая рукой талию уснувшей сестры, смотрела на неё с
невыразимой, почти материнской нежностью, так как _сегодня_ Роза
была «старшая», а старшая сестра — это почти мать!..
Сестры не только обожали друг друга, но благодаря какому-то
психологическому свойству, часто встречающемуся у близнецов, они
почти всегда чувствовали одно и то же: всякое волнение одной из
них моментально отражалось на лице другой; одна и та же причина
заставляла обеих трепетать и краснеть; наконец, их молодые сердца
бились в унисон, и невинная радость или горькая печаль одной
невольно воспринималась и разделялась другою. В детстве они вместе
заболели жестокой болезнью и разом побледнели, надломились и
захирели, как два цветка на одном стебле, но точно так же
одновременно к обеим вернулись чистые, свежие краски.
Нечего и говорить, что попытка порвать таинственную,
неразрывную связь повела бы к смертельному исходу, — так тесно
связано было существование этих бедняжек. Итак, прелестная пара
птичек, прозванных «_неразлучницами_», может жить только общей
жизнью, и она печалится, страдает, отчаивается и умирает, когда
варварская рука разъединяет их друг с другом.
Наставник девушек, человек лет пятидесяти, с выправкой
военного, представлял собою бессмертный тип солдата времен
Республики и Империи. Эти герои, дети народа, за одну войну
превратившиеся в лучших солдат в мире, ясно показали, на что
способен, чего стоит и что делает народ, когда истинные его
избранники вверяют ему свои силы, доверие и надежды. Этого
солдата, провожатого двух сестер, отставного конно-гренадера
императорской гвардии, прозвали _Дагобером_. Его серьезное и
строгое лицо было резко и твердо очерчено, седые длинные и густые
усы совсем скрывали рот и соединялись с широкой и недлинной
бородкой, закрывавшей подбородок; худощавые, обветренные,
кирпичного цвета щеки были тщательно выбриты. Светло-голубые глаза
затемнялись густыми, черными нависшими бровями; в ушах висели
длинные серьги, спускаясь до военного воротника с белой выпушкой.
Кожаный пояс стягивал на талии, серую суконную дорожную одежду, а
голубая шапка с красной кистью, падавшей на левое плечо, покрывала
лысую голову. Несмотря на суровость лица, Дагобер, обладавший
силой Геракла в молодости, и теперь ещё смелый и сильный, проявлял
к сиротам самую нежную заботливость, бесконечную
предупредительность и почти материнскую нежность благодаря
великодушному сердцу, сердцу льва, всегда доброго и терпеливого.
Именно материнскую нежность, потому что героическая привязанность
сердца матери стоит сердца солдата. Дагобер никогда не терял
хладнокровия, сдерживая всякое волнение и оставаясь всегда
стоически спокойным. Невозмутимая серьезность, с которой он ко
всему относился, делала его иногда необыкновенно комичным.
По пути Дагобер время от времени оборачивался, чтобы ободрить
словом или жестом белую лошадь, на которой сидели сестры.