Я
видел, как после подобных попыток он в отчаянье ломал себе руки. Дляменя
нетсомнения,чтоэтистрахизначительноускорилигорестнуюи
преждевременную кончину отца.
За все время своего пребывания у нас капитан ходил в одной итойже
одежде, только приобрел у разносчика несколько пар чулок.Одинкрайего
шляпы обвис; капитан так и оставил его, хотя при сильномветреэтобыло
большим неудобством. Я хорошо помню,какойунегобылдраныйкафтан;
сколько он ни чинил его наверху, в своей комнате, вконцеконцовкафтан
превратился в лохмотья.
Никаких писем он никогда не писал и не получал ниоткуда. И никогда ни
с кем не разговаривал, разве только если был очень пьян. Иниктоизнас
никогда не видел, чтобы он открывал свой сундук.
Толькоодин-единственныйразкапитанупосмелиперечить,ито
произошло это в самые последние дни, когда мойнесчастныйотецбылпри
смерти.
Как-то вечером к больному пришел доктор Ливси. Он осмотрелпациента,
наскоро съел обед, которым угостила его моямать,испустилсявобщую
комнату выкурить трубку,поджидая,когдаприведутемулошадь.Лошадь
осталась в деревушке, так как в старом "Бенбоу" не было конюшни.
В общую комнату ввел его яипомню,какэтотизящный,щегольски
одетый доктор в белоснежном парике,черноглазый,прекрасновоспитанный,
поразил меня своим несходством с деревенскими увальнями,посещавшиминаш
трактир. Особенно резко отличался он от нашего вороньего пугала, грязного,
мрачного, грузного пирата, который надрызгался рому исидел,навалившись
локтями на стол.
Вдруг капитан заревел свою вечную песню:
Пятнадцать человек на сундук мертвеца.
Йо-хо-хо, и бутылка рому!
Пей, и дьявол тебя доведет до конца.
Йо-хо-хо, и бутылка рому!
Первое время я думал, что "сундук мертвеца" - это тотсамыйсундук,
который стоит наверху, в комнате капитана.
В моих страшных снах этот сундук нередко возникал передо мноювместе
с одноногим моряком. Но мало-помалу мы такпривыкликэтойпесне,что
перестали обращать на нее внимание. В этот вечер она была новостьютолько
для доктора Ливси и,какязаметил,непроизвелананегоприятного
впечатления. Он сердито поглядел на капитана, передтемкаквозобновить
разговор со старым садовником Тейлором о новом способе лечения ревматизма.
А междутемкапитан,разгоряченныйсвоимсобственнымпением,ударил
кулаком по столу. Это означало, что он требует тишины.
Все голоса смолкли разом; один толькодокторЛивсипродолжалсвою
добродушную и громкуюречь,попыхиваятрубочкойпослекаждогослова.