— Вы помогли ей устроиться на работу официанткой в «Черного коня». Почему?
— Амели нужны были деньги, а хозяин «Черного коня» искал официантку. — Он пожал плечами. — Я знаю в деревне каждого человека, и если могу кому-нибудь чем-нибудь помочь, то с удовольствием делаю это.
Пия внимательней всмотрелась в его черты. Они на секунду встретились глазами, и она выдержала его пытливый взгляд. Она задавала вопросы, он отвечал на них. В то же время между ними происходило что-то еще. Но что? В чем заключалось это странное воздействие, которое оказывал на нее этот человек? Может, все из-за его темных глаз? Или из-за приятного, звучного голоса? Из-за уверенности в себе, которую он излучал? Неудивительно, что он произвел впечатление на такую молоденькую девушку, как Амели, если ему удалось выбить из равновесия даже ее, Пию, взрослую женщину.
— Когда вы видели Амели в последний раз? — вновь вступил Боденштайн.
— Точно не помню.
— А где вы были в субботу вечером? Между двадцатью двумя и двумя часами?
Терлинден вынул руки из карманов и скрестил их на груди. На тыльной стороне его левой ладони темнела свежая царапина.
— Мы с женой ужинали во Франкфурте, — ответил он, подумав несколько секунд. — У Кристины разболелась голова, поэтому я сначала высадил ее у дома, а потом приехал сюда и положил ее драгоценности в сейф.
— Когда вы вернулись из Франкфурта?
— Примерно в половине одиннадцатого.
— Значит, вы дважды проезжали мимо «Черного коня», — заметила Пия.
– Да.
Он смотрел на нее с таким вниманием, с каким участник телевикторины смотрит на ведущего, когда тот задает последний, решающий вопрос, в то время как на вопросы Боденштайна он отвечал почти небрежно. Это внимание сбивало ее с толку, и Боденштайн, похоже, тоже успел это отметить.
— И вы при этом ничего особенного не заметили? — спросил он. — Может быть, вы видели кого-нибудь на улице? Какого-нибудь любителя вечерних прогулок?
— Нет, ничего особенного я не заметил, — задумчиво ответил Терлинден. — Но я езжу по этому маршруту каждый день по несколько раз, так что не очень-то обращаю внимание на прохожих.
— А откуда у вас эта царапина на руке? — спросила Пия.
Лицо Терлиндена помрачнело. Улыбка погасла.
— У меня был конфликт с сыном.
Тис! Ну конечно! Пия чуть не забыла, зачем она вообще сюда приехала! Боденштайн, судя по всему, тоже упустил это из вида, но ловко вышел из положения.
— Верно, — подхватил он. — Ваша жена сказала нам, что у вашего сына вчера было что-то вроде приступа.
Терлинден помедлил секунду, потом кивнул.
— А что это был за приступ? Ваш сын эпилептик?
— Нет, он аутист. Живет в собственном мире, каждое изменение в своем окружении воспринимает как угрозу и реагирует на него аутоагрессивным поведением. — Терлинден вздохнул. — Боюсь, что исчезновение Амели и стало причиной его рецидива.
— В деревне ходит слух, что Тис мог иметь отношение к исчезновению Амели.
— Чушь, — ответил он без всякого возмущения, скорее равнодушно, так, словно ему хорошо были известны эти разговоры. — Тис очень привязался к Амели. Просто кое-кто в деревне считает, что его место в сумасшедшем доме. Конечно, никто мне этого в глаза не говорит, но я знаю.
— Мы бы хотели поговорить с ним.
— К сожалению, сейчас это невозможно. — Терлинден сочувственно покачал головой. — Нам вчера пришлось отправить его в психиатрическую больницу.
— А что там с ним делают?
Пии сразу же полезли в голову страшные картины: как больных, привязанных к кушеткам, обрабатывают током.