Асфальт покрылся тонким белым налетом, и Пии стоило немалых усилий остановить тяжелый «БМВ» на летней резине перед воротами фирмы «Терлинден».
— Тебе бы не мешало уже наконец перейти на зимнюю резину, — сказала она шефу. — Золотое правило: с октября до Пасхи.
— Что? — рассеянно спросил Боденштайн, медленно возвращаясь из каких-то своих невеселых грез.
Зазвонил его мобильный телефон.
— Да, фрау доктор Энгель, — сказал он в трубку, взглянув на дисплей.
— С октября до Пасхи… — пробормотала Пия и, опустив стекло, показала вахтеру удостоверение. — Господин Терлинден ждет нас.
Это было не совсем так, но вахтер кивнул, поспешил в свою теплую будку и поднял шлагбаум. Пия осторожно дала газу, чтобы машину не занесло, и поехала через пустые парковки к стеклянному фасаду главного корпуса. Прямо перед входом стоял черный «мерседес» класса S. Пия припарковалась за ним и вышла из машины. Сколько же Оливер еще будет болтать с Энгель? У нее уже ноги превратились в ледышки. За те несколько минут, что они ехали через Альтенхайн, салон не успел прогреться. Снег валил все гуще. А ей потом еще надо будет как-то доехать до Хофхайма и не улететь в кювет! Взгляд ее упал на уродливую вмятину на заднем крыле «мерседеса». Она всмотрелась в нее внимательней. Повреждение было довольно свежим — на нем еще не успела образоваться ржавчина.
За спиной у нее хлопнула дверца, она обернулась. Боденштайн открыл перед ней дверь, и они вошли в холл. За стойкой из полированного орехового дерева сидел молодой человек. На белой стене за ним красовалась надпись, выполненная золотыми буквами: «Терлинден». Скромно и в то же время солидно. Пия сообщила молодому человеку цель их визита, и после короткого телефонного звонка он проводил их к лифту в задней части холла. Они молча поднялись на пятый этаж, где их уже ожидала элегантная дама среднего возраста. Она явно собиралась покинуть свое рабочее место, потому что была в пальто, с сумкой на плече и шарфом на шее, но, верная служебному долгу, провела их в кабинет шефа.
После всего, что Пия успела услышать о Клаудиусе Терлиндене, она ожидала увидеть этакого снисходительно-благожелательного патриарха и была сначала даже немного разочарована. За столом, заваленным бумагами и заставленным всевозможными предметами, сидел мужчина с довольно заурядной внешностью, в костюме и в галстуке. Когда они вошли, он поднялся, застегнул пиджак и пошел им навстречу.
— Добрый вечер, господин Терлинден, — поздоровался окончательно проснувшийся Боденштайн. — Извините за поздний визит, но мы уже несколько раз пытались дозвониться до вас.
— Добрый вечер, — ответил Терлинден и улыбнулся. — Секретарша передала мне, что вы звонили. Я собирался завтра утром связаться с вами.
Ему было лет пятьдесят пять — пятьдесят семь. Густые темные волосы на висках уже поседели. Вблизи его внешность никак нельзя было назвать заурядной, отметила Пия. Красавцем Клаудиус Терлинден не был; его портили слишком большой нос, слишком угловатый подбородок, слишком полные для мужчины губы. И все же его облик излучал какую-то особую, притягательную силу.
— Боже, какие у вас холодные руки! — озабоченно произнес он, пожав ее руку своей приятно теплой, сухой ладонью, и прикрыл ее на секунду другой рукой.
Пия вздрогнула от этого прикосновения, как от удара током. В глазах Терлиндена даже мелькнуло удивление.
— Принести вам кофе или горячего какао, чтобы вы поскорее согрелись?
— Нет-нет, спасибо, — ответила Пия, смущенная пронзительностью его взгляда, от которой у нее даже вспыхнули щеки.
Их зрительный контакт продлился чуть дольше, чем это было необходимо.