К дождю примешивались первые снежинки.
— Но почему? — возмутился Бенке. — Этот тип преспокойно сматывает удочки, а мы, как идиоты, стоим и смотрим!
— Я не хочу открывать охоту на ведьм! — ответил Боденштайн. — Обстановка в деревне и без того взрывоопасная. Повторяю: никакой информации посторонним, пока я не поговорю с Тобиасом Сарториусом! Понятно?
Все кивнули, только Бенке вызывающе скрестил руки на груди и возмущенно покачал головой. Перенесенное унижение тлело в нем, как фитиль; Боденштайн знал это. Кроме того, Бенке хорошо понимал, что означает сам факт его участия в обыске. Это тоже было своего рода наказанием. Боденштайн в разговоре с глазу на глаз недвусмысленно дал ему понять, насколько разочарован в нем и насколько он злоупотребил его доверием. До этого целых двенадцать лет Боденштайн великодушно утрясал проблемы Бенке, которые тот постоянно наживал себе своим взрывным темпераментом. «Но теперь — точка! — заявил он решительно. — Такие нарушения не оправдывают даже семейные неурядицы». Боденштайн надеялся, что Бенке все же не осмелится нарушить его указание, потому что в противном случае он лишит себя последней возможности избежать грозящего ему увольнения. Он повернулся и пошел вслед за Пией к машине.
— Распорядись, чтобы Тобиаса Сарториуса объявили в розыск. — Он включил зажигание, но не торопился трогаться. — Черт подери, я был уверен, что мы найдем на участке хоть какие-нибудь следы девушки!
— Ты, конечно, думаешь, что это его работа, верно? — ответила она, набирая номер Остерманна.
Стеклоочистители утюжили лобовое стекло, печка работала на всю мощность. Боденштайн задумчиво закусил нижнюю губу. Он вынужден был признаться себе, что вообще уже ничего не понимает. Каждый раз, как только он пытается сосредоточиться на работе, перед глазами у него встает образ голой Козимы, валяющейся в постели с другим мужчиной. Вчера она, кажется, опять встречалась с этим типом. Когда он поздно вечером вернулся домой, она уже спала. Воспользовавшись случаем, он снова проверил ее мобильник и увидел, что все набранные и принятые звонки, как и все отправленные и принятые эсэмэски, стерты. На этот раз его уже не мучили угрызения совести. Даже когда он обшаривал карманы ее пальто. Он уже почти готов был опять отбросить свои подозрения, как вдруг обнаружил в ее портмоне два презерватива, спрятанные между кредитными картами.
— Оливер! — вырвала его из мрачных воспоминаний Пия. — Кай вычитал в дневнике Амели, что ее сосед, похоже, каждое утро ждал ее, чтобы подвезти до автобусной остановки.
— Ну и что?
— А соседа зовут Клаудиус Терлинден.
Боденштайн все еще никак не мог сообразить, к чему Пия клонит. Он был не в состоянии мыслить. Он вообще был не в состоянии руководить этим расследованием.
— Мы должны с ним поговорить! — уже слегка раздражаясь, произнесла Пия. — Мы еще слишком мало знаем об окружении девушки, чтобы признать версию о том, что преступник — Тобиас Сарториус, главной.
— Да, ты права.
Боденштайн включил заднюю передачу и выехал на дорогу.
— Осторожно! Автобус! — крикнула Пия, но было уже поздно.
Взвизгнули тормоза, раздался металлический грохот, машина подпрыгнула от сильного удара. Боденштайн стукнулся головой о боковое стекло.
— Поздравляю!
Пия отстегнула ремень безопасности и вышла из машины. Боденштайн, еще как в тумане, посмотрел через плечо назад и увидел сквозь залитое дождем стекло смутный силуэт автобуса. Что-то теплое струилось по его лицу. Он коснулся рукой щеки и недоуменно уставился на кровь на ладони. Только теперь он понял, что произошло. Ему было тошно от одной мысли, что надо вылезать из машины на холод и под дождем препираться с обозленным водителем автобуса.