– Заходи, – раздался грубый мужской голос.
Брошка толкнул дверь и очутился внутри просторной горницы. У открытого окна стоял стол, заставленный всякими яствами. За столом сидели несколько мужиков. Двоих Ерошка признал сразу: Максим Яковлевич и брат его Никита из Канкора. Трое других ему были незнакомы. Особенно выделялся из них чернобровый статный мужик с роскошной бородой. Он словно сошел с ликов святых икон. Его карие глаза излучали силу духа и в то же время душевное доверие. В отличие от других сидевших за столом людей бородатый мужик не участвовал в их разговоре. Он лишь коротко отвечал на задаваемые ему вопросы.
– Заходи, Ерофей… – Максим дал знак стоящему в дверях парню.
Ерофей осторожно прошел в горницу, но сел за соседний пустой стол. Максим налил из кувшина медовухи в железную кружку и кликнул служанку:
– Евдокия, подай гостю.
Толстоватая служка, виляя упитанной задницей перед гостями, взяла кружку и поставила Ерошке на стол, также на его столе оказались солонина и пироги с капустой. Брошка расстегнул ворот рубахи и перекрестился.
– Пей за гостей наших! – Максим поднял бокал. – Вот по правую руку от меня – Ермак Тимофеич, знатный казачий атаман. А по левую руку тоже атаман, только рангом поменьше. – Максим рассмеялся. – Поменьше, да кусает столь же ладно.
– Ладно тебе, купец, – проревел второй атаман. – Иван Кольцов я.
Максим вновь наполнил кубок вином и показал на Брошку.
– Вот человек мой доверенный, с вами, казаки, пойдет.
– Соглядатаем твоим, а, Максим? – усмехнулся Иван Кольцо. – Не доверяешь?
– Обижаешь, атаман, – улыбнулся Максим. – С бурлаков парня взял. Обучил с саблей и пищалью обращаться. Пусть в деле себя покажет, а вернется живой и со славой, к себе на службу возьму.
– А не жалко тебе человека своего? – подал голос Ермак. – Дело сложное, чай, не крестный ход.
Максим опрокинул стакан:
– Знаю, атаман. Такова воля государева.
– Знаем мы, чья это воля! – прохрипел уже захмелевший от вина Кольцов. – Ты же, Максим, с братом своим и ездил в Москву с грамотой к царю.
Максим и Никита переглянулись.
– То верно, казаки, и не скрываем. А доколе татарам деревеньки наши жечь да люд православный в полон угонять? Давеча на Чусовой три хутора да с десяток выселок разорили басурмане. Всех порубили, даже детишек. – Максим отвернулся и сплюнул в открытое окно. – Да и пора вере Христовой за Урал-камень прийти.
– Про веру верно молвил, Максим! – Ермак поднялся со своего места. – Но и карман свой не забыл.
Максим рассмеялся:
– Так и вы, казаки, что возьмете в тех местах, все ваше, ну акромя земельки, конечно. Земля, она государева, разумеется.
– Складно поешь Максим, ох и складно… – Ермак осушил бокал. – Припасов сколько дашь?
Максим взял с тарелки щепоть квашеной капусты и отправил в рот. Капуста захрустела у него на зубах.
– Все берите. Себе для обороны городка оставлю немного, остальное – ваше. Вот те крест. – Максим и Никита встали из-за стола и, повернувшись к иконостасу, трижды перекрестились.
– Добро, купцы! – прогремел Ермак. – На том и порешим, да собираться в поход будем.
– Иван, принимай к себе молодца! – Ермак указал на Брошку.
Казаки сидели на бревнах, тихо переговариваясь между собой. Грядущая экспедиция несла в себе не только большие риски, но и хорошие прибыли.
Ермак и Максим стояли на пристани, наблюдая, как казаки и челядь грузят на струги пушки и заряд. Небо затянуло тучами, и накрапывал мелкий дождик. Камское лето было влажным и холодным, совсем не таким, как на Волге и Яике. Несколько стругов вытянули на берег, и посадские смолили днище. Из крепости приехали еще несколько подвод с порохом и пушками.
– Кажись, все, – довольно хмыкнул Максим. – Считать будешь? – Он повернулся к Ермаку.
– Да чего уж там, – буркнул Ермак. – И так вижу, что слово свое сдержали. Тепереча и наш черед.
Максим подошел к подводам и проверил, как укрыт порох. На одной из телег он заметил, что полог, укрывавший груз, был небрежно закинут сверху. На пищали тонкой струйкой стекала вода.
– Я тебе что говорил? – Он ударил кончиком жезла прямо в лоб сидевшего на подводе мужика. – Порох и оружие укрывать лучше.
Мужик жалобливо скуксился:
– Прости, барин. Виноват.
Он спрыгнул с подводы и начал заделывать щели.
– Еще денька три, и пойдем… – Ермак подошел к стругам на берегу.
– Сколько еще чинить? – спросил он у мастера, руководившего ремонтом.
– Дня два, и управимся, – пролепетал мужик.
– Дай-то Бог, – отвернувшись, ответил Ермак.
Он прошел вдоль остальных стругов и осмотрел уже проделанную работу. На колокольне в Орел-городке зазвенел колокол, призывая посадских к вечерней трапезе.
Ерошка и Иван Кольцов сидели на бортах стругов и смотрели в темные воды Айвы.
– Сам-то откуда? – спросил Иван.
– С Москвы.
– Вот так да! – удивился Кольцов. – Был я давеча в Москве, в гостях у царя.
Ерошка улыбнулся:
– И как тебе царь?
Кольцов сначала ухмыльнулся, а потом произнес:
– Цари, они, Ерофей, все одинаковы. Сначала в гости зовут, а потом на цепь садят.
Он произнес это так, словно побывал в гостях у всех царей в мире и на основании своего горького опыта сделал такой вывод.
– Пошто на цепь-то? – В глазах Брошки мелькнуло изумление. – Натворил чего?
– Натворил… – Иван кивнул головой. – Натворил, да так, что устал расхлебывать. Ложка мала оказалась.
Ерофей опустил голову:
– Жалеешь, что пошел в гости к царю?
– Тут, Ерофей, жалей, не жалей, а идти надо, иначе спустит царь шкуру да на забор вывесит, – горько молвил Кольцов.
– Ну, дай Бог, обошлось… – Ерошка перекрестился.
– А ты из чьих в Москве будешь? – спросил Иван.
– Из посадских я, – ответил Ерофей. – Колыванов сын. У бати моего строительная артель.
Перед глазами у Кольцова всплыл знакомый образ Марьи, которая заботливо выходила его после царских казематов.
– А сам как здесь оказался? – продолжал расспрос Иван.
– Да как оказался, – горестно заметил Ерофей, – связался с ватажниками лихими. Ходил за Урал-камень вогульские святилища брать.
– Ну и много богатств набрал? – усмехнулся Кольцов.
– Да вот на бурлацкую лямку и натянул? – горестно произнес Ерошка.
– Знаешь дороги за Камнем?
– Не, – Ерофей помотал головой, – мы по зиме ходили, на нартах и оленях. Места там дикие и непроходимые, только олени вывезут, с лошадьми пропадешь.
– Ну не скажи, – рассмеялся Кольцов, – хороший конь везде вывезет, это я как вольный казак тебе говорю.
– Тут уж как повезет, – заметил Ерошка.
– Ладно, Ерофей, айда ужинать, – подмигнул Кольцов, вставая с борта струга. – Делов много завтра у нас.
Иван Кольцов не стал рассказывать Ерофею Колыванову, как очутился в их доме после царских подвалов, как сестра его Марья заботливо выходила изувеченного казака. Придет время, расскажет. А пока он возьмет под опеку младшего Колыванова. Мелентий будет рад, что сына к делу приставил.
В старой часовне, что у восточной стороны крепостной стены, раздавалось зычное пение священника. Казаки, сняв папахи и шапки, молча стояли, склонив головы. Священик, сотворив очередную молитву, снял с аналоя икону святого Георгия и стал обносить ее меж казаков.
Три раза перекрестившись, Максим вошел в храм. Ермак стоял посреди своих воинов, воздев взор на иконостас.
– Ермак Тимофеич, – Максим дернул его за полы кафтана, – дело важное.
Ермак скосился на Строганова и буркнул:
– Ну, чего еще?
– Крестьяне с хутора поймали татарина.
– Разведчик, что ли? – удивленно прошептал Ермак.
– Нет, – улыбнулся Максим, – заплутал и вышел на хутор. Тут его мужики и повязали. Ослаб совсем.
– А куда ехал?
– А пес его знает.
– Пошли. – Ермак, перекрестившись, потянул Максима за собой.
Унемэ сидел в горнице со связанными за спиной руками. Крестьяне надавали ему хороших тумаков.
Ударили жердиной по руке так, что левая рука отсохла. Накинули петлю и сдернули с коня. Умение метко стрелять из лука и ловко орудовать ножом ему не помогло. Скрутили, словно пойманную в силки куропатку.