- На каком аэродроме стоит самолет?
- Это один из специальных аэродромов, близ Луккенвальда...
- Сопровождают истребители?
- Да, три машины, до французской границы.
- Где предполагается заправка вашего бомбардировщика?
- Установлены дополнительные баки, перелет в Аргентину без заправки.
- Сколько человек экипажа?
- Два пилота, штурман и четыре стрелка.
- Почему так много стрелков?
- На самолете четыре пулемета, на все стороны света.
От истребителей сопровождения можно было избавиться еще над
территорией Германии...
- Охрану придется оставить на земле, барон, - уже попросил Пронский.
- Вам нужно отдать такой приказ.
Фон Вальдберг приуныл.
- Это сделать нелегко... Они дрожат за свои шкуры, и я опасаюсь
обыкновенного мятежа, когда бомбардировщик оторвется от земли.
- Охране известно время вылета?
- Нет, его знаю только я...
- За пятнадцать минут до взлета дайте им грузовики и три часа на
сборы, - посоветовал полковник. - Пусть возьмут с собой семьи и минимум
вещей.
- Но брать семьи категорически запрещено!
- Мы их не возьмем, поскольку взлетим, как только офицеры СС уедут с
аэродрома.
- Ах да... Это разумно. Но они поднимут тревогу, как только узнают.
- Нас уже будет не достать, - Пронский разрезал путы на руках и ногах
генерала. - Насколько сильно охраняется мост через Хафель?
- Даже под бомбежкой заставляют выходить. Проверяют машины и
документы. Боятся диверсии...
Капитан открыл дверцу и увидел, что старшина с Томасом в цивильной
одежде стоят неподалеку от машины и изъясняются на пальцах - как два
приятеля...
- Сыромятное, накачай лодку и быстро! - он вышел из машины, добавил
тихо:
- Ну, разобрался, кто этот пацан?
Тот пожал плечами и двинулся по саду вниз, где в компостной яме была
спрятана лодка, и генеральский сынок помчался за ним.
- Томас! Томас! - закричал отец так громко, что пришлось зажать ему
рот.
Угомонив его, Пронский достал радиостанцию, спрятанную в доме, и
развернул антенну. В эфир улетело всего несколько слов и цифр,
обозначающих координаты и время. Оставив рацию на дежурном приеме, он взял
генерала под руку и спустился вниз к старшине.
- Лодка всех не поднимет, - сообщил тот. - Генерал тяжеловат, а эта
резина спускает по швам.
- Останешься здесь, - приказал полковник. - Заберись в развалины,
замри и жди наших. Пацана в расход.
- Товарищ капитан... Я не могу, вы же знаете, - Сыромятное склонился
к уху. - Мы же договорились...
- На войне не договариваются, - исполняют приказы.
- То ли ангел, то ли черт... Заторможенный этот пацан или улыбается
так, что страшно. Похоже, больной, не в уме... Ну сами-то посмотрите!..
Как его в расход? И в другой день рука не подымется...
- У нас и так хвостов достаточно, - отрезал Пронский. - Неизвестно,
куда исчезли эти двое, что ходили к костелу, Соболь в немецком
госпитале... Успех операции требует, чтобы не осталось ни одного свидетеля.
- Все повторяется, - вздохнул старшина и скрипнул зубами. - Конец
войне, крах фашизму, новая эра, говорят, будет... Но почему-то когда
меняется идеология, обязательно гибнут дети. Взрослые убивают детей,
приносят их в жертву.
- Что, что ты сказал?
- Когда родился Христос, царь Ирод приказал убивать всех младенцев.
Чтобы наверняка лишить жизни Иисуса. Он ведь тоже нес с собою эру
христианства.