Приступил к работе.
Понимаешь, вызволить Томилу очень трудно, мало отсидела.
- Что адвокат? - запыхтел тесть. - Он же за деньги приступил. А надо
бы самому, от души и сердца, тогда судьи поймут и толк будет. Надевай
форму, медали и топай сам. Адвоката нанял, видали?..
Слушать его ворчание не было никакой охоты, тем более, надо было
готовить встречу с Козенцом. Мавр унес телефон из прихожей в комнату,
закрыл дверь и стал звонить.
Советник всех генсеков и президентов, а также председателей
правительств и премьер-министров обладал невероятной плавучестью, может,
оттого, что всегда за месяц-полтора до события очень четко угадывал,
какому хозяину приходит крышка, подгребал к другому и оказывался его
правой рукой. При Хрущеве он был самым молодым идеологом в ЦК, готовил
переворот и смещение Никиты Сергеевича и, когда власть взял Брежнев,
Козенец взошел на олимп, однако же, оставаясь в тени хозяина, - его
боялись и за глаза звали личной разведкой.
За месяц до смерти Леонида Ильича он, при стечении большого
количества партийного народа заявил, что партия не может лежать вместе с
телом генерального на смертном одре, пространно намекнул на молодого
Горбачева и резко ушел в сторону, пока еще три генсека не легли под
Кремлевскую стену. А когда к власти пришел перестройщик, Козенец стал
одним из идеологов обновления СССР, но за месяц до путча ловко перекинулся
к российскому президенту и предупредил его о репетициях театрального
представления - назвал даже время премьеры.
Боялись его всегда, но после такого зловещего предсказания
президентское окружение отказало ему в ясновидении и выдвинуло версию, по
которой непотопляемый и вечный идеолог вот уже в течение тридцати лет
тайно управляет государством, ставит и снимает генсеков, президентов и
правительства.
Некоторые называли его Гришкой Распутиным, наверное, еще потому, что
он всем высшим руководителям говорил "ты", а жен своих патронов называл
мамами.
Козенец наверняка бы сделал великолепную, блистательную карьеру при
любом правителе, если бы не имел одного существенного недостатка,
несовместимого с высокими постами, как тяжелая рана с жизнью, - он не
любил немцев и американцев. Точнее сказать, ненавидел, считал эти
государства сосредоточением зла, угрожающего миру расползанием
потребительской психологии и духовным опустошением человечества.
Такие заявления приветствовались во времена коммунистического режима,
однако, перейдя в стан людей, называющих себя демократами, он ничуть не
изменил своих убеждений.
- Немцы со своей прагматичностью сеют семена еще одной революции в
Европе, - открыто говорил он, невзирая на присутствующих. - То, что они
считают цивилизацией, на самом деле таковой быть не может по той причине,
что наблюдается прогрессирующее, болезненное угасание разума. И это
явление становится общеевропейским. Нация, обеспеченная самыми
современными законами, но утратившая способность рождать поэтов и поэзию,
не может называться цивилизованной.
Американцам от Козенца доставалось еще крепче.
- Страна охвачена параноидальными идеями превосходства, - объяснял
он, пожимая плечами, мол, что тут говорить. - К сожалению, с распадом СССР
этот процесс углубляется. Освобождение от монопольной зависимости - это
еще не свобода личности. Я не знаю более заидеологизированного общества. В
северо-американских штатах не контролируется государством единственная
сторона жизни - вес тела. Право на жирность! Вы посмотрите на их женщин! -
при этом он откровенно показывал на американок, если они присутствовали.