ПРОВИНИВШИЙСЯ: Но я не желал несчастья своему брату.
МАЛХИСЕДЕК: Кто же скажет брату своему «рака», «пустой человек» – подлежит синедриону, верховному судилищу; а кто скажет «безумный» – подлежит гиене огненной.
ПРОВИНИВШИЙСЯ (заглядывая в фолиант через плечо Малхиседека): Но тут ничего не написано! Это вообще чистый лист пергамента!
МАЛХИСЕДЕК (спокойно): Так ведь я читаю неписаный закон. Закон, который еще не написан. А, кстати, кто его напишет?
ИИСУС (читая из воздуха): Какой-то Матфей. Глава 5-ая, стих 22-ой. Если я правильно зрю будущее.
СЦЕНА 5. Диспут о времени
Скрипторий. Три ессея рассуждают о времени.
ПЕРВЫЙ: Время движется по кругу.
ВТОРОЙ: Покажи нам, как оно движется по кругу.
ПЕРВЫЙ: День сменяет ночь – и вновь за ночью наступает день, за летом приходит зима – и ее сменяет другое лето. Луна то уменьшается в своем диске, то вновь становится полной. Зерно падает в землю и умирает, чтобы вновь взойти и дать другие зерна.
ТРЕТИЙ: Но ведь умирает одно – рождается семьдесят.
ВТОРОЙ: И те новые, что рождаются, точно такие же, как умершие.
ПЕРВЫЙ: Нет. И это вам скажет любой землепашец, да вы и сами знаете – ведь мы выращиваем себе хлеб сами: с каждым новым урожаем зерно становится все хуже. Оно удаляется от своей элиты, от самого первого зерна, которое было совершенно, потому что было идеей зерна, словом «зерно».
ВТОРОЙ: Значит, время все время движется в одну сторону: от лучшего к худшему. И это – мой тезис.
ТРЕТИЙ: Покажи нам, как и в какую сторону движется время.
ПЕРВЫЙ: Да, покажи.
ВТОРОЙ: Мы стареем: от прекрасных детей и легконогих юношей мы переходим к твердой зрелости и дряхлой старости, к смерти. И это – неминуемо и неизбежно.
ТРЕТИЙ: Так это не время – это мы движемся к смерти.
ВТОРОЙ: И вместе с нами весь мир. Время пожирает нас, как оно пожирало богов в верованиях язычников. Стареют и рушатся горы, ветшают дома, дряхлеют и падают деревья. Все подвержено разрушению и тлену – со временем. Время и смерть по сути – одно и то же. Недаром Время, как и смерть, изображают с серпом или косой.
ПЕРВЫЙ: У варваров Бог Времени оскопил этим серпом своего отца, Небо. Оскопил, но не убил.
ВТОРОЙ: Разве можно убить бессмертное? Серп или коса в руке Времени-Смерти – это еще и сбор урожая. Время сеет новое – оно же и собирает урожай этого нового, когда оно старится.
ТРЕТИЙ: Мне кажется, вы оба правы.
ПЕРВЫЙ: Но мы говорим прямо противоположное!
ТРЕТИЙ: Именно потому вы и правы, что говорите противоположное: один – что время течет по кругу, и потому все в этом мире неизменно; другой – что оно движется в сторону смерти, которой не избежать.
ВТОРОЙ: Как же так?
ТРЕТИЙ: У времени – двойная природа. Потому что оно неистинно.
ПЕРВЫЙ: Странно. Ты утверждаешь, что мы оба правы относительно времени, и вместе с тем ты говоришь, что оно неистинно.
ТРЕТИЙ: Когда-то, давно-давно, жил один язычник, эллин. Его звали Сократом.
ВТОРОЙ: Я что-то слышал об этом человеке. Говорят, он был необычайно мудр.
ТРЕТИЙ: Этот самый Сократ утверждал, что Хронос, Бог времени, пожирал всех своих детей, которых рожала ему его жена и сестра Рея, богиня пространства. Но он не мог пожрать свою дочь, которая появилась раньше его.
ПЕРВЫЙ: Как это? Кто она?
ТРЕТИЙ: Ее звали Гестией. Она была богиней домашнего очага, но это потом, когда языческие боги возомнили себя самыми главными и важными. Они не позволяли Гестии отлучаться от очага, и потому люди не знали ее. Но в самом начале мира она была настоящей Гестией, богиней Истины.
ВТОРОЙ: Выходит, Истина – до времени.
ТРЕТИЙ: Да, Истина – до времени и вне пространства. Это то самое яйцо, что появилось до курицы.
ПЕРВЫЙ: Но это значит…
ВТОРОЙ: Это значит – время не властно над Истиной!
ТРЕТИЙ: А Истина может повернуть время вспять, прекратить и остановить его,
ПЕРВЫЙ: Я понял! Я понял, почему мы, ессеи, можем предугадывать будущее: ведь мы владеем истиной!
ВТОРОЙ: Нет, это она нами владеет, и потому мы можем предвидеть будущее.
ТРЕТИЙ: Истина принадлежит всем, и все принадлежат истине. Но только для всех она – в инфинитивной форме, в форме бытия. Мы же живем по действующей истине.
ПЕРВЫЙ: Бытие – неопределенная форма истины?
ТРЕТИЙ: Да. В будущем, примерно через пару тысяч лет, один мудрец поймет это и напишет пешарим под названием «Время и Бытие».
ВТОРОЙ: Ты его знаешь?
ТРЕТИЙ: Я его предсказываю (читает из воздуха): его будут звать Мартин Хайдеггер.
ПЕРВЫЙ: Так стоит ли теперь обращать внимание на время?
ВТОРОЙ: Я думаю – не стоит.
ТРЕТИЙ: Но надо стремиться к Истине, которая действует.
СЦЕНА 6. Напутствие Иисуса
МАЛХИСЕДЕК: Брат Иисус, мы призвали тебя, чтобы поручить тебе высочайшую миссию. Но прежде мы хотели бы спросить тебя.
ИИСУС: Спрашивайте, братья.
ААРОН: Скажи, брат Иисус, готов ли, способен ли ты отдать свою жизнь во имя истины?
ИИСУС: Что есть истина?
МАЛХИСЕДЕК: Никогда не задавай такого вопроса. Кто есть истина?
ИИСУС: Кто есть истина?
ААРОН: Ты. И в этом твоя предстоящая миссия.
МАЛХИСЕДЕК: Ты знаешь: раз в год, в определенный миг Пейсаха, в Святая Святых Храма, в полнейшем одиночестве, шепотом, первосвященник произносит самое сокровенное из трехсот шестидесяти пяти – имя Бога. И мир держится этим произношением.
Горе миру! Когда 64 года тому назад случилось гигантское землетрясение, все храмовые часы испортились и сдвинулись. Они все показывают неверное время, а потому нарушился завет и союз между Богом и Его народом. Ошибка в календаре и летоисчислении нарастает. Голос первосвященника все глуше в вышних. Он скоро не услышит нас вовсе!
ИИСУС: И потому все эти беды, несчастья и войны?
ААРОН: И потому все эти беды, несчастья и войны.
МАЛХИСЕДЕК: Только мы, ессеи, сохранили правильный ток времени. И настали дни, когда наша тайна должна выйти наружу.
ИИСУС: Я готов. Что я должен делать?
ААРОН: Ты должен покинуть Кумран…
ИИСУС: Нет, нет! Никогда!
МАЛХИСЕДЕК: Ты должен покинуть Кумран. Навсегда. Это значит – ты будешь проклят нами.
ИИСУС: За что?
ААРОН: Ни за что. Но во имя.
МАЛХИСЕДЕК: Во имя Его, тайное и сокровенное.
ИИСУС: Но оно неведомо мне.
ААРОН: Ты вернешься к людям, чтобы стать в Городе первосвященником по чину Малхиседека. Он сообщит тебе тайное имя Бога. Мне не дано знать его.
МАЛХИСЕДЕК: Ты должен произнести это имя внятно и прилюдно, непременно в Иерусалиме и в точно указанное тебе время. Постарайся произнести его в Храме или очень близко от него между 9 и 11 часами, не раньше и не позже. И даже если тебя напрямую спросят в неурочное время, что есть истина, – молчи. Когда ты произнесешь тайное имя Бога, они сочтут это святотатством, проклянут и убьют тебя, но, произнеся имя Бога в правильное время, ты спасешь не только народ – весь мир.
ИИСУС: Тяжкую чашу придется нести мне.
ААРОН: Да, брат.
ИИСУС: Брат Малхиседек, ты уже очень стар. И ты возлагаешь на меня непомерную ношу. Чтобы легче нести ее, позволь мне называть тебя отцом, вопреки чину нашего устава.
МАЛХИСЕДЕК: Да, сын мой. А теперь, Аарон, оставь нас (Аарон обнимает Иисуса и уходит). А ты, Иисус, внемли самое истинное имя Бога: «Я есть». Иди!
Акт второй
Масада. Спустя 40 лет
СЦЕНА 1. Приход Элеазара в осажденную Масаду
Площадь осажденной Масады. Предрассветный сумрак. Из-за стены раздается шум, чья-то тень перемахивает через крепостную стену. Перед группой защитников появляется Элеазар.
ЭЛЕАЗАР: Мир вам!
ПЕРВЫЙ ВОИН: Кто ты?
ЭЛЕАЗАР: Элеазар. Монах из Кумрана. Ваш посланник принес весть о вашем бедствии и мольбу о помощи. Старейшины и жрецы нашего монастыря разрешили нам, семи монахам, покинуть общину – но мы навеки прокляты за то, что покинули общину и решили взять в руки оружие.
ПЕРВЫЙ ВОИН: А община еще жива? Римляне не всех уничтожили?
ЭЛЕАЗАР: Пять лет назад Десятый легион без боя взял пещеры – ведь мы не имеем права брать в руки оружие. Все ценное мы успели перенести в Одиннадцатую пещеру, недоступную непосвященным. Туда же были перенесены старейшина и первосвященник. Всего в общине осталось 40 человек. Оставалось сорок человек. Теперь – тридцать три.