Владимир Владимирович Журба - Снизу вверх стр 2.

Поиск смысла ведущие. Многолико – безликие.

Лысые, волосатые. Бородатые, голые.

Слишком плотно поддатые. Внутрилёгочносмолые.

В думе ровно сидящие. И неприкосновенные.

В креслах кожаных спящие. Моремнепоколенные.

Непомерно ленивые и работоспособные.

Жёсткие и ранимые, несъедобно – съедобные.

На суку, сук пилящие. Всё из недр сосущие.

Откровенно гулящие и латентно берущие.

Бедные и богатые. Праведники и грешники.

Бодрые и помятые. Лидеры и приспешники.

Честные, вороватые, гетеросексуальные.

Стройные, толстоватые, в меру паранормальные.

Городские и сельские, суховатые, сдобные.

Горцы, малороссейские. Человекоподобные.

Драчуны и спокойные. Трикотажно-ажурные.

Плановые, убойные. Голубые, пурпурные.

Мелочные и жадные. Щедрые и радушные.

Добрые, беспощадные. Новые и бэушные.

Лес под корень рубящие. Уголь взрывами рвущие.

Закрома вывозящие. На карман всё кладущие.

Сытые и голодные. Совершенно банальные.

И родные, и сводные. Глупые, гениальные.

Круговою порукою, по рукам, ногам связаны.

Завербованы, призваны и военнообязаны.

Все мы дети одной страны, под названием Родина.

И она наша общая, а не только Володина.

СЛОВА ИЗРЕЧЕННЫЕ

Слова изреченные – это что-то с изъяном,

Как хрупкая лань, среди стада бегущих волов.

Летнее пекло с запахом пряным тимьяна.

Увы не щадит беспечно открытых голов.

И мне напекло редеющую макушку.

Усадило на лавку в серую тополиную тень.

Рисует память, такую знакомую «мушку»

и красной хною, как солнцем залитый день.

Город кипел. Но разве для нас он помеха?

Мы видели только друг друга и ещё облака.

Кружилась земля от улыбок и звонкого смеха.

И сердце стучало под ритм твоего каблука.

В парке у ТЮЗа, а затем у скульптур драмтеатра,

Такая же лавка, признанья, жара, тополя.

Но тонкие нити оборваны! Звучит пустота, словно мантра.

И я не могу всё вот так, округлить до ноля.

Но и эта жара прогорит, пепел ветром развеется.

Вот бы знать, сколь отпущено, но эта печаль не нова.

И мне остаётся писать и на что-то надеется.

Да ты – то вот жаль, почему-то не веришь в слова.

ПАРТИЯ ПЕРВОЙ СКРИПКИ

Оркестр в ожидании взмаха палочки дирижёра.

По впадине хребта у новичков пот липкий.

Слабое предчувствие хоть какого-нибудь мажора,

Но опять всё зависит от партии первой скрипки.

Обученные шагать в марше из четырёх четвертей.

Тралящие сухой пруд, где нет ни единой рыбки.

На Яву лицезреющие демонов и чертей,

Но когда же очнётся партия первой скрипки?

Эй, как слышно меня? Позывные выкрикиваю.

Эхосигналы тиражируя, как божественные лики.

Кто-нибудь, примите веру мою.

Ждать уставшие, вступления партии первой скрипки.

Слишком затянулся этот сюрреалистический FEST.

Застыли в оскале на масках улыбки.

Мой в движении равносторонний крест.

Может сыграть партию первой скрипки.

Оторвитесь от кормушек, что для рта и сознания.

Звук на ноль! Мониторы ВЫКЛ!

Всё, что надо теперь, всеобщее созидание,

Чтобы прервать в бесконечную ночь непрерывный цикл.

Антитела, конденсируются в антимиры.

Целостности никогда не бывает в отрывке.

Сыгранность инструментов, мерило хорошей игры.

Но кто же исполнит партию первой скрипки?

Взмахнул над собой дирижёр, твёрдо, привычно.

Мелодия прыснула угольно-чёрно.

Не выходит у нас пока в ключе скрипичном.

Забивают басами бронзовые валторны.

РАВНОВЕСИЕ

ПОИСК

ТРИ-КОЛО —R

Белый цвет – это значит, что мы сдаемся.

Красный цвет – это значит, что мы в крови.

Синий цвет – это значит, что мы захлебнемся.

А звезда, значит то, что нас не станут травить.

Ну а то, что о двух головах, и глядит на восток и на запад,

Разве это нас может согреть, уберечь и спасти?

И мы молимся кто – как созрел и кидаемся на пол,

И не вслух, и тихонечко шепчем:

«Всевышний, спаси и прости!»

А простит ли он вас?

Вы ж с молитвою, грабить и резать!

Вы ж намаз совершаете, прежде чем что-то взорвать!

И едва на Востоке рассвет только-только забрезжит,

Вы опять принимаетесь жечь, разорять, убивать.

Вы играете в игры, детей с малолетства питая,

Раздавая за даром иллюзии в светлую даль,

Дети с этим растут, а когда вырастают,

Как в писание верят – «Наркотики – лечатся»! Жаль…

Жаль мне вас – человечество, нации, расы,

Вы ведь так и не поняли, что есть добро, что есть зло.

Все деления ваши достигли критической массы,

Да делить уже нечего – все прахом пошло.

Вот и будет вам – крах, Армагеддон, коллайдер, катарсис!

И не надо по картам ацтеков и майя судить.

Жаль вот только, что яблонь цветущих никто не увидит на Марсе,

Да и чудо, что жизнью зовется, нам будет уже не явить.

То, что мы так небрежно всегда называли природой,

То что грызли, взрывали, копали, качали, пилили, ероша стерню,

Обернётесь к нам, тёмным, иным воплощением рода,

И желая отмщения, нас будет косить на корню.

После этой слепой и жестокой возмездья зачистки,

Ввергнув тех, кто остался а тупой первобытный угар,

У планеты откроется чистый и девственный листик,

И попытка (по счету какая?) чтоб жили без распрей и свар.

Все по новой, все вспять – словно кто-то нажал перемотку,

Запустил колесо обозренья снова, но вновь:

Мы придумаем СПИД, демократию, порох и водку,

И в крестовых походах прольется невинная кровь.

Будут так же поля зеленеть, смерчи виться в экстазе,

Будем спорить, рожать, воевать, созидать, разрушать.

Как пришествия ждать эпитафий и эвтаназий,

Продолжая ругаться, мириться, кричать и роптать.

Магелланы с Колумбами вдоволь напьются колоний,

А туземцы подарят гашиш, кокаин и табак.

В космос снова вопьются союзы и Аполлоны,

И все снова получится так, да только не так…

Вот он новый закон – «замкнутая цикличность спирали»,

Где количество взлетов, падений, рождений и смертей равно.

Но, увы, в этот раз мы эту игру проиграли,

Ну а лишнего шанса, по-моему, нам не дано.

Вот логичный вопрос: «Создатель, а может по новой не надо?»

Затевать весь сыр – бор (ведь и так перебор), начинать с пустоты;

Пусть забвение будет для нас, неразумных наградой,

Ну а белыми, красными, синими – только цветы.

СНИЗУ ВВЕРХ

ЧТО В ИТОГЕ?