Я постарался сохранить спокойствие, хотя бы внешне.
– Что ты, София! Она, конечно, не умерла. Это было бы не только ужасно, но смертельно для всех, для нашего «Мы». Способность любить, а значит готовность к самопожертвованию ради любимого человека, это истинная основа человеческого способа жизни. Да ты, мне кажется, и сама это уже понимаешь. Только голос любви способен по-настоящему пробудить сознание человека, и только в пространстве любви, связывающей всех близких людей, может нормально развиваться ребенок, упорно подчиняя себе собственную природу. Именно так, с помощью других людей, ребенок побеждает в себе как жестокость зверя, так и животную форму сексуального поведения. Самец, глядя на отца, превращается в сильного и благородного мужчину, а самка в прекрасную и обязательно мудрую женщину, мечтающую стать матерью.
К сожалению, мир сегодня переживает тяжелейший культурный кризис, когда меняется способ жизни людей. Но как бы не стремились нынешние властные собственники подчинять себе Человека, заползая со своей расчетливостью и примитивной моралью в самые интимные уголки его жизни, им не победить и не уничтожить настоящую любовь.
Разрушение семьи, в том числе с помощью этих брачных договоров, утрата традиций семейных и вообще человеческих отношений – наносит смертельные раны нашему обществу, нашему слабеющему «Мы».
Я не хочу говорить про деньги и современное ростовщичество, прибыль, торговлю и прочие атрибуты новой жизни, в которой человеку доброму и честному, достойному и любящему беззаветно уже не остаётся места. Не хочу говорить, потому что не хочу верить самому себе. И ты не верь, потому что любовь и добро всё равно победят.
Я понимал, что сказал совсем не то и не так, как было нужно, что девочка ждала поддержки, а не бессильной жалобы старшего. Но я не мог остановиться, пока не договорил. Потому, что я не мог врать Софии, потому что я слишком уважал и любил этого маленького, но уже такого большого человека.
Выбор
Если бы меня спросили, люблю ли я осень, то в такой день, мрачный и серый, насквозь пропитанный ледяной сыростью, я бы наверное сказал «нет». Да и как ещё отнестись к этим пронизывающим порывам ветра, хлещущим тебя по щекам, несмотря на поднятый воротник куртки. А ведь несколько часов назад, когда я шел в библиотеку, солнце было тёплым, а редкие облака белыми и лёгкими.
– А ты чего без зонтика, – раздался рядом голос племянницы, – и без кепки любимой?
– София! Ты-то откуда в такую жуткую погоду? Неужели из школы так поздно? Когда в обед я вышел из дома, было ещё лето, вот я и оделся соответственно.
Обмениваясь малозначительными фразами, мы скоро добрались до нашего дома. Кирпичный, построенный ещё в дореволюционные годы, он все ещё выглядел крепким и надежным на своем высоком, в пол-этажа цоколе. Укрывшись на маленьком тесном крыльце, мы некоторое время наблюдали за усиливающимся дождём и набирающим силу потоком воды, вытекающим на улицу из узкого двора.
– Давно хотела тебя спросить, за что ты так любишь библиотеку, что чуть ли не каждый день сидишь там? По-моему тебе и дома никто не мешает, и книг у тебя полно, и интернет.
– Ты права, конечно, но библиотека для меня не столько источник информации, сколько особое место, где я не только могу, но и хочу работать. Это что-то вроде храма, где витают духи великих авторов, где собираются единомышленники и где как знак взаимного уважения царит тишина.
– Возьмешь меня с собой в следующий раз?
– Конечно. Но имей в виду, что там не принято разговаривать. Только в холле.
Прошло несколько дней и я снова собрался в библиотеку. Одевшись и сунув с сумку ноутбук, я вдруг вспомнил о просьбе Софии. Зная, что племянница ничего не забывает и решений своих обычно не меняет, я позвонил в дверь соседней квартиры. А спустя пять минут, мы с ней уже выходили из дома. Погода на этот раз была хоть и прохладной, но солнечной и даже ласковой. Наверное из-за едва заметного ветерка, от которого не пришлось даже укрываться воротником.
– А чем ты сейчас занят? – поинтересовалась София – Ты уже сто лет мне ничего не рассказывал про свою работу.
Вопрос касался, конечно, не преподавания в академии, а моих научных текстов и литературных опытов. К последним я относился не слишком серьёзно, оставаясь в глубине души уверенным в правоте утверждения «если можешь не писать, не пиши!».
Я начал рассказывать про тенденции в развитии системы расселения и проблемах современного города, но София вежливо остановила меня, попросив поведать сначала про какую-нибудь литературную идею. Я сделал вид, что задумался, но она, внимательно посмотрев на меня, со смехом потребовала:
– Нет, дядя, ты уж колись, нечего хитрить с любимой племянницей!
Если мне и удавалось провести Софию, то лишь в самом раннем её возрасте, да и то по мелочи. На всякий случай, я тяжело вздохнул и признался.
– Решил написать фантастическую повесть о встрече землян со старшими по культуре.
– С инопланетянами?!
Глаза Софии загорелись любопытством, и я понял, что бросить эту затею мне теперь уже не удастся.
– Ух ты! – добавила она – А они у тебя с хвостиками или с хоботками?
Повеселившись немного со своими предположениями, она уже почти серьёзно спросила
– А всё же, кто с кем у тебя будет воевать? Ведь без этого бестселлер сегодня не получится. Нельзя без угрозы человечеству, без вероломного вторжения и без несокрушимого супер героя, способного набить физиономию самому продвинутому завоевателю галактики. Или ты нашёл другой ход к сердцу современного читателя?
– Знаешь, дорогая племянница, я совершенно не сомневаюсь, что ты сама в состоянии ответить на все эти вопросы. Хотя не скрою, что именно одна из форм такого ответа и легла в основу сюжета, над которым я ещё размышляю.
– Но ты ведь уже пишешь?
– Ну, да – снова признался я, – вчера начал вторую главу. Но не факт, что я сохраню написанное. Поведение персонажей мне не очень нравится, и я пока ничего не могу с ними поделать.
Но вот мы и пришли. Заходи. Гардероб справа, в углу.
Пройдя необходимые процедуры и получив книги, мы тихо вошли в мой любимый читальный зал и уселись за соседние столики. Народу здесь было не много, в основном люди взрослые и сосредоточенные, привыкшие к работе с книгами. Несколько студентов, устроившихся в дальнем углу у больших окон со светлыми шторами, тоже старались выглядеть серьёзно, но время от времени они обменивались взглядами, которые сразу выдавали состояние их душ, измученных непролазными текстами и неподъёмными фолиантами.
Следующие два часа я провёл в обществе своевольных героев своей повести, слова и поступки которых сегодня меня вполне устраивали. В то же время, я немного устал наблюдать за ними, переживая каждый шаг и наконец откинулся на спинку стула, уставившись в окно и стараясь отвлечься от фантастических событий.
Тем временем София была погружена в чтение какой-то книги. Три другие, которыми она вооружилась, лежали на краю стола нетронутой стопкой.
Заметив, что я закончил работу, она неохотно, как мне показалось, закрыла потрепанный томик. «Вино из одуванчиков», прочитал я на обложке и немного позавидовал племяннице, которая провела целых два часа в замечательном мире Рэя Брэдбери.
– Как тебе книга, – спросил я Софию, как только мы вышли на улицу, – понравилась?
– Давно! – Хмыкнула она – Или ты думаешь, что я её первый раз в руки взяла? Я с Брэдбери познакомилась года два назад, а «Вино из одуванчиков» – моя любимая. Сейчас приду домой и обязательно дочитаю.
– А как тебе вообще библиотека, читальный зал?
– Честно?
Я кивнул.
– Если бы ты раньше меня с собой взял, я бы уже давно туда жить переехала. Как это здорово, когда люди умеют молчать! Только тебя это не касается, не надейся! Ты расскажешь мне про своих братьев по разуму? Ну, пожалуйста, Влад!