Видя, что я, да и Свиридов тоже, изумленно уставились на него, Книппель счел нужным пояснить:
– О планируемой поездке в целях разведки месторождения мне было известно заранее. Неужели вы, командиры, – Книппель выразительно поднял бровь, обращаясь к Свиридову и повернувшемуся от окна Терехову, – думаете, что у меня не нашлось бы в достатке сил? Не буду пускать пыль в глаза, я действительно не располагаю крупными военными формированиями. Однако я имею достаточное количество друзей, чтобы Шванендорф через день-другой просто исчез с лица земли.
Но в таком случае, – Книппель вежливо улыбнулся мне, – вас, юноша, мне пришлось бы искать в недрах Эйзенбурга, что, признаться, было бы обременительно.
Есть такое выражение – «шах и мат». Я испытал нечто схожее. Вся наша позиция «сверху», уверенный диктат собственных условий строились на уверенности, что мы предлагаем, а Книппель принимает. В итоге же, по его словам, выходило, что никакого сюрприза с нашей стороны нет и быть не может и ему заранее все было известно.
– Буду с вами откровенен, – продолжил немец, – у меня есть протоколы допроса юноши. И меня, уважаемые командиры, интересует именно он. В отличие от дуболомов Штайнера я не склонен считать мальчишку потенциальным пациентом психбольницы. Вы же со своими людьми – весьма грозная сила, в этом я мог убедиться на собственном опыте. Однако ваш отряд будет являться в первую очередь приятным дополнением к молодому человеку. Уж не обессудьте.
Да уж. Инициативу я окончательно утратил. Что ответить немцу, как сбить его с уверенной, железобетонной позиции, я не знал. И, что самое важное, смысла возражать Книппелю в принципе не было!
Признавая свое замешательство, посмотрел на Терехова и Свиридова. У обоих были сосредоточенные лица людей, внимательно воспринимающих информацию. Однако ни один не решился прийти мне на помощь и вставить хоть словечко.
– Рад, что вы меня понимаете. Первоначально я планирую оставить месторождение, находящееся здесь, в Шванендорфе, под вашей охраной. Оружием, как я полагаю, вы уже обеспечены в полном объеме. – Книппель улыбнулся. Выдержал небольшую паузу и продолжил, обращаясь непосредственно ко мне: – Месторождение находится непосредственно в деревне, верно?
Я кивнул.
– Тогда мои выводы правильны. Вы как подразделение, подчиненное мне, остаетесь на охране. Некоторое время спустя, не больше чем через неделю, сюда прибудут специалисты, которые и займутся разработкой пластов. Впоследствии, как я думаю, вам придется охранять все, что здесь окажется, – шахту, бараки, население. Без работы не останетесь.
Книппель разговорился. Было видно, что ему собственная речь доставляет неимоверное удовольствие. У него даже глаза засверкали. Между тем, самоутверждаясь, немец вполне закономерно терял влияние на аудиторию. Повествование о собственной прозорливости лучше приберечь для лакеев и рабов. Мы не были ни теми, ни другими.
– Лебеди, – прервал похвальбу немца Терехов.
– Что? – непонимающе уставился на капитана Книппель.
– Место, где мы находимся, называется Лебеди.
– Это что-то меняет? – Книппель свел брови на переносице. Ему действительно было невдомек, о чем идет речь.
– Ничего, – качнул головой Терехов – Все принимается. Но эта деревня называется Лебеди.
Помедлив, Книппель пожал плечами:
– Хорошо. Пусть так. Это все ваши условия? – Нетрудно было заметить, что немец позволил себе легкую улыбку.
– У меня друг остался там, – торопливо добавил я, – в Эйзенбурге вашем, в госпитале. Его надо забрать оттуда и к нам перевезти. Он тоже… – Запнулся на мгновение: – В общем, он тоже из будущего.