Василий Боярков
Центр жестокости и порока
Пролог
Вечер. Темно и тоскливо, гуляет промозглый осенний ветер. Время плавно приближается к ночи. По слабоосвещенной окраинной улочке пробирается хромой незнакомец, перепуганный до дьявольской жути; он имеет неприятную, резко отталкивающую, наружность и выглядит как самый обыкновенный бомжик. Невзрачный мужчина давно уж достиг пятидесятилетнего возраста и много лет назад разочаровался в несостоявшейся жизни; очевидно, он так и не смог добиться каких-то значимых результатов. Останавливаясь на неприглядной внешности, можно отметить следующие основные особенности: невысокий рост контрастирует с некогда коренастой фигурой, сейчас исхудалой, сломленной длительными невзгодами; давно немытая круглая голова всклокочена, а рыжие, чуть поседевшие, волосы переходят в однотонную курчавую бороду; горбоносое лицо покрыто въевшейся в кожу коростовой коркой; голубые глаза, яркие и чистые, сравнимые с гладью бездонного озера, пугливо расширены; толстые, кроваво потрескавшиеся губы отвратно причмокивают. Одет он в нестиранную матерчатую фуфайку, пропитанную грязно-чёрным оттенком, да сероватые, изрядно потёртые брюки; солдатские ботинки развалились от долгой носки и выделяются отклеенной подошвой, а также полностью отсутствующими шнурками.
Прихрамывая на правую ногу, странноватый тип таращит безумные зенки и постоянно оглядывается назад; он как будто опасается чего-то кошмарного, что, несомненно, преследует его сзади. Однако? На улице тихо, не слышатся звуки обычной жизни (либо проезжающий автотранспорт, либо разговоры случайных прохожих), а поблизости не видится ни одного человека, пусть и непроизвольно оказавшегося на отдалённой окраине. Лишь вдалеке раздаётся собачий лай, передающий о некоем тревожном явлении. Незадачливый беглец необычайно устал: его терзает частая, отдающая сиплым тоном отдышка; раздирает хрипловатый мучительный кашель; заплетающиеся конечности передвигаются с огромным трудом. Не наблюдая явственное преследование, он останавливается и начинает вертеть лохматой башкой – поворачивает из стороны в сторону, словно ожидает какого-то завуалированного подвоха, наполненного жутью, совсем ему неприятного. Он стоит посередине пустынной улочки, доходящей примерно до четверти километра. В центре располагается узкая заасфальтированная дорога, а по бокам выстраиваются одноэтажные новёхонькие постройки; правда, ни единственная из них не указывает на слишком большую житейскую состоятельность. Похожий вывод напрашивается по малым размерам (они не считаются коттеджного типа), по неширокой приусадебной территории, по не очень дорогим железным заборам.
– Где он? – с дрожью промолвил испуганный бомжеватый путник; сощуренным взглядом он вглядывается назад, словно пытаясь предугадать, что скрывается за непроглядной, окутанной тайной, теменью. – Вроде бы не видать?.. Может, всё-таки отпустил или же – что будет нисколько не хуже – решил забрать себе кого-нибудь привлекательнее?.. Второй вариант меня бы лично устроил вполне… Не то выбрал меня… а я что? И так давно «по жизни» потерянный человек… и сам скоро сдохну, и без чьей-либо помощи. Хоть бы так оно всё и было…
Но! Из уличного прогона, расположенного в дорожном начале, показывается затуманенное, по-демонически таинственное, свечение. По мере приближения к повороту оно становится ярче, а потом появляется… гроб; он передвигается самостоятельно, на приделанных к нижней части бесшумных колёсиках. Рядом нет никого, и едет он один-одинёшенек, без личного управления да человеческого сопровождения. На очумевшего мужичка, непроизвольно открывшего рот, снисходят сверхъестественный страх, глубокая тоска, сплошное уныние. Как же тот выглядит? Обыкновенная, сколоченная из досок, конструкция, сужается как к части нижней, так точно и к верхней; снаружи она оббита мрачным тёмно-зелёным сукном, на крышке украшена чёрным крестом, грубо обрезанным по каждому краю; к основанию, на поперечных осях, крепятся целиковые маленькие колёсики, общим количеством насчитывающие ровно четыре; обод, для смягчённого сцепления с почвой, оборудован прочной резиновой оболочкой; между составными элементами оставлен едва заметный зазор, через который просачивается дьявольское сияние (оно наполняется зеленовато-голубоватым оттенком и сумрачным дуновением); оси слегка поскрипывают и наводят гораздо больше кошмарного ужаса.
Одичалый беглец созерцал чудовищную картину не долее секунд двадцати, а после с возгласом: «У, «мать его в душу…», пропади оно, «нах» всё пропадом!» – кинулся тика́ть дальше. Странный мужчина, социально опущенный человек, перебирал заплетавшимися ногами, двигаясь строго вперёд, ничего перед собою не видя; он ни много ни мало не размышлял, куда пролегает окончательный путь и куда его ведёт страшный, если и не потусторонний феномен. Неудивительно, когда он оказался на краю (раз!) оборвавшегося проулка, то упёрся прям в городское кладбище; оно существовало со стародавних, язычески древних, времён и располагалось рядом с нежилой деревушкой, вымершей в тринадцатом веке. Кульминация виделась очевидной – и вот как раз сейчас отброс современного общества отчётливо понял, что сюда его привели по прямому, холодившему в жилах кровь, назначению. Поворачивать назад да искать другую дорогу? Времени не было, так как следовавшая сзади адская машинёнка приближалась всё ближе – неотвратимо загоняла в погостную территорию. Выбора не осталось, и смрадно вонявший ополоумевший бомж ступил на пугавшую до коликов старинную местность. Что же то дьявольское устройство? Оно словно только и ожидало сотворения жеста отчаяния. Слегка увеличив начальную скорость, сатанинское детище устремилось вслед за загнанной жертвой.
Социальный отщепенец, едва он ступил на заросшую почву, услышал позади негромкую музыку; она исходила из жуткого гроба и погребальной мелодией нагнетала предсмертную обстановку. Бомжеватый беглец следовал по ровному асфальтовому покрытию – продольной дорогой оно разделяло загородное кладбище на две неравные половины. Доковылять ему посчастливилось точно до середины, как впереди (то ли показалось, то ли взаправду?) замаячили странные тени; они как будто бы преграждали дальнейшее продвижение. На секунду застыл. Изучая неоднозначную обстановку, загнанный мужичонка мысленно выбирал, куда можно двигаться дальше и где не возникнет иного препятствия. Искомый путь находился рядом, располагаясь по правую руку; он манил хорошей грунтовой дорожкой, уходившей в напрочь незримую глубину. Других вариантов не виделось вообще, и перепуганный человек устремился в неведомое, ничем пока не отмеченное, пространство. Ему удалось «прохрамать» ещё добрые двести метров, как (хлоп!) он внезапно остановился.
Что же явилось нежданной причиной? Полуночный странник упёрся в свежевырытую могилу, не позволявшую двигаться дальше. Досада! Обойти её тоже никак бы не получилось, потому как и с правого, и с левого бока устанавливались плотные, повыше огороженные, надгробья. Его загна́ли на территорию, предназначенную для захоронения современных покойников. Можно попробовать пробиться к спасению, перелезая через наваленную кучу свежей земли – омерзительный, грязно одетый, мужчина это и сделал. Грунт оказался глинистым, вязким и липким. С первой попытки оставшись без одного башмака, надёжно увязшего в землю, растерянный беглец вконец осознал, что попал в специально спланированную ловушку. Двигаться назад? Бессмысленно, бесполезно: негромкая, наводившая ужас музыка, издаваемая само собой катившимся гробом, слышалась и ближе, и отчётливее и не оставляла ни малых сомнений, что избавления никакого не будет. Но и это ещё не всё! Пересилив себя и оглянувшись назад, опустившийся мужичок теперь разглядел (в зеленовато-голубоватом свете, исходившим из адской конструкции), что инфернальные тени нисколько не померещились, а действительно приближаются сзади – однотипными сумрачными тенями окружают невиданное устройство, необычное, если не сверхъестественное. Представлялись они безликими, одетыми в чёрные балахоны; их головы скрывалась за дивными капюшонами, где (с первого взгляда могло показаться?) присутствовала, единственно, чёрная, пугавшая до чёртиков, полая пустота. Впечатление ощущалось более чем реальным, и грязненький тип, так и оставаясь без одного (уже потерянного) ботинка, опустился на землю, встал на колени, упёрся кулаками в холодную почву и приготовился умирать, справедливо полагая, что сюда его привели не ради какой-то пустой забавы. «Да, расчёт совершенно верный: во всём белом свете не найдётся ни единого человека, кто стал бы меня искать. Вот так я и сгину, никому вообще не нужный, проживший жалкую жизнь – что не говори? – но всё же впустую», – так рассуждал морально опущенный отщепенец, готовясь встретить страшную, точь-в-точь неизбежную, участь. «Можно, конечно, подумать, что сейчас претворяется чья-нибудь злая шутка, – продолжал он мучительно измышляться, поникнув едва ли не к самой земле, – но у меня ведь совсем не осталось знакомых, способных на мерзкий, кругом отвратительный, розыгрыш; а значит, меня сюда пригнали целенаправленно, исключительно для бесславного умерщвления. Итак, спасения нет! Статус «пропавшего без вести» я обрёл лет эдак семь-восемь назад, хм… Тем более что – как слышалось из надёжных источников – похожий случай происходит в нашем городе совсем не впервые, а я буду отнюдь не первым, кто канет в «безвестную лету».