Наконец, олгой медленно растянулся во всю длину и пополз в сторону ближайших папоротников, раскинувших свои листья над журчащей водой, в надежде на добычу. И он не ошибся, так как буквально в десяти метрах от своего убежища наткнулся на разлагающуюся стрекозу, неосторожно приземлившуюся на охотничью тропу червя, покрытую незаметной слизью, где она и приняла свою смерть. Коварные вирусы уничтожили ее уже дня два назад, и в условиях абсолютной влажности тело насекомого почти расползлось на части, но это только больше нравилось хищнику. Гниющие останки как раз и являлись его основной пищей. Вытянув вперед ротовые губы, создавая вакуум, он, как пылесосом, втянул в себя останки насекомого, которые быстро исчезли в его утробе. Червь на минуту остановился, переваривая пищу, по телу пробежали искры электричества, и затем медленно, сокращая поочередно свои сегменты, пополз в сторону пасущихся гигантских динозавров. Пища, пища и еще раз пища! Простейшие инстинкты вели его вперед, на поиски добычи, на охотничью тропу, которая пролегала как раз в той стороне. Заболоченная мхом почва и произраставшие заросли папоротника почти полностью скрыли его от чьих-либо любопытных глаз, и только легкое шевеление растительности и мелькавшее в просветах кишкообразное тело показывали направление его движения.
Крупный самец стегозавра тупо уставился на внезапно появившееся перед его носом создание. Огромного четырехтонного зверя сегодня раздражало буквально все на свете. Сильно болела разодранная до костей передняя лапа после вчерашнего нападения стаи хищных цератозавров. Разгневанный гигант разметал своим мощным хвостом неосторожных хищников, убив двоих в первые же секунды боя. Остальные, недовольно рыча, сначала было накинулись всем скопом, но тут же отступили, оставив ему на память раненую лапу, кровоточащий шрам через всю морду и откушенный кончик хвоста. Так что ящер был не в том настроении, чтоб миндальничать с чужаками, покусившимися на его территорию, тем более такими непонятными, как этот.
Едва заметив червя, он насторожился, хотя раздражение мелькнуло в его маленьких глазках. Инстинкт самосохранения требовал отступить назад, а врожденная агрессия и инстинкт защитить свою стаю, пасущихся неподалеку самок с детенышами, призывал броситься немедленно в атаку. Поэтому огромное животное осталось на месте, наклонив голову почти к самой земле и оглушительно затрубив на целый лес. Какофония различных по своей тональности и громкости звуков эхом отозвалась со всех сторон. Звуковая волна ударила в червя, и он остановился, скрутившись в баранку. От тела ударил мощный разряд электричества, сполохами, искрящимися змейками побежавший по мху. Конечно, такой удар током никак не мог навредить гигантскому ящеру, но неприятные ощущения заставили того недовольно зафырчать и отступить на пару метров. Секунду подумав, животное, еще раз громко и утробно рыкнув, в пару прыжков отскочило в сторону пасущегося стада и, казалось, тут же забыло о своем раздражителе, начав мирно пастись вместе со своими соплеменниками. Олгой развернул свои кольца и медленно продолжил путь. Но злость и раздражение вернули ящера к непонятному созданию. Фыркая и тяжело дыша, он осторожно приблизился, низко-низко пригибая массивную голову к земле и шумно втягивая в себя воздух. Олгой опять скрутился в баранку, слизь запузырилась белесыми хлопьями на поверхности его кожи. Затем, будто подпружиненная, баранка упругого тела подскочила и переместилась на полтора метра в сторону. Динозавр фыркнул, сдвигаясь вслед и наступая больной ногой на лужицу слизи, обильно вытекающую из червя. Затем он рванулся вперед, наклонив голову и боднув червя рогом, выступающим на конце морды, высоко подкинул того в воздух и метров на десять отбросил в сторону. Поведя глазами по сторонам и не заметив в ближайшей видимости раздражающий его предмет, удовлетворенно хрюкнул, возвращаясь к родной стае. Он, без сомнения, сегодня победил и прогнал чужака.
День наступил. Солнце поднялось довольно высоко, и дневная жара начинала вносить свои коррективы в жизнь доисторического леса. Утренняя активность немного спала. Угомонились нижние обитатели лесных зарослей, и только в вышине неба лениво парило несколько гигантских птеродактилей, казавшихся на такой высоте небольшими стрекозами. Падение олгою никак не повредило и не взволновало его, да и не могло взволновать. Мягко шлепнувшись в папоротниковые заросли, он развернулся в длину и тут же уткнулся мордой в большую черную змею с маленькими рудиментарными ножками, расположенными ближе к хвосту. Змея зашипела и, широко разинув пасть, попыталась ускользнуть в соседние кусты, но не тут-то было: разряд электричества обездвижил ее и почти лишил какой-либо возможности сопротивления. Нелепо барахтаясь и извиваясь, она пыталась найти спасение в густом мху, зарываясь в него головой. Олгой не мог упустить такую лакомую добычу. Захватив своими трубчатыми губками хвост змеи, он, как насосом, живьем потянул ее в себя, не обращая внимания на ее попытки раз за разом укусить его за морду. Через десять минут все было кончено. Сытый, он развернулся во всю длину, кожа поменяла окрас почти до коричневого цвета. Теперь, славно поохотившись, он мог позволить себе отдохнуть, медленно переваривая пищу, и полежать в недвижимости.
Земля в те далекие времена была очень сейсмически активна. То тут, то там смещались целые пласты континентов. Одни участки полностью уходили под воду, другие, наоборот, – появлялись на поверхности. Вулканы также вносили свою лепту, изменяя не только ландшафт планеты, но и ее климат.
Олгой неподвижно лежал в своей карстовой пещере на глубине десяти метров, отдыхая после дневной жары. Его неподвижность была сродни летаргическому сну. Все процессы жизнедеятельности замедлились, почти остановились. В таком состоянии он мог находиться несколько лет, не испытывая никакой потребности в пище или движении. Когда внезапно по всей поверхности земли пронеслась волна дрожи, он никак не прореагировал, оставаясь недвижимым. Потом дрожь повторилась, постепенно усиливаясь, и, в конце концов, стала непрерывной, похожей на работу гигантского отбойного молотка, будто включившегося где-то в глубине земли. Червя полностью накрыло осыпающейся пылью, состоящей из каменисто-земляной крошки и серого мела. Затем раздался гул и скрежет. Огромная гранитная скала сдвинулась со своего места, навсегда запечатывая вход в убежище лежавшего там создания. Как будто сама природа отказала ему в праве на существование, непонятно для чего созданному и не реализовавшемуся в процессе эволюции.
Тектонические перемещения, произошедшие прошлой ночью на этой стороне континента, заставили сорваться с обжитых мест тысячи и тысячи животных. Хромой стегозавр с тоской смотрел вслед уходящей стае. После проведенной на плато неспокойной ночи он стал чувствовать себя намного хуже. Ужасно болела раненая лапа, разорванная морда пылала огнем, по телу разлилась убийственная слабость. Утреннее солнце не принесло долгожданного облегчения, и он продолжил лежать в тени папоротников, трудно дыша и уронив тяжелую морду на землю. Когда стая двинулась в путь, он было поднялся на слабеющие ноги, но тут же опустился, не в силах сделать и шага. Вместе с прерывистым дыханием, казалось, сама жизнь покидает гигантское тело. Он яростно и протяжно зарычал.