Тогда судьба привела Бориса Грушина в «Комсомольскую правду», самую популярную молодежную газету страны, где, казалось, дозволялось чуть больше, чем везде. Это и привлекло Грушина: «В газете мне нравилось, такая живая жизнь была по мне, хотя я очень страдал оттого, что ушел из науки и отходил от нее все дальше и дальше»[52]. Первая газетная должность Грушина называлась вполне по-советски: «литсотрудник отдела пропаганды», но «пропагандировать» Грушин решил социологию.
Именно он в 1959 г. убедил главного редактора «Комсомольской правды» Юрия Воронова создать при газете предтечу будущего ВЦИОМ – Институт общественного мнения. Время для этого было подходящее: всего несколькими годами раньше в Варшаве начал работу Центр опросов общественного мнения при Польском радио и телевидении, парой лет позже возник аналогичный центр при радио и телевидении в Будапеште. Инициативу поддержали и известный журналист «Комсомолки» Борис Панкин, будущий глава советского МИДа, и заместитель Грушина Валентин Чикин. Последний спустя годы стал редактором прокоммунистической «Советской России», но тогда он активно поддерживал идеи Грушина. Чтобы ИОМ не закрыли сразу же после создания, пошли на хитрость: манифест о его создании опубликовали в «Комсомолке» «под портретом Хрущева, причем выглядело все так, что Хрущев еще и аплодирует созданию Института»[53].
Борис Грушин
Ученый пришел в социологию по воле случая. Когда-то Борис Грушин подумывал о карьере энтомолога. «…К бабочкам я был равнодушен, но любил жуков»[54], – написал он в 1999 г. И действительно, его вполне можно представить где-то в лесах Амазонии разглядывающим в лупу какое-нибудь редкое насекомое. Возможно, в лице Грушина мир потерял первоклассного музыканта: у Бориса был абсолютный слух, в юности он прекрасно играл на скрипке и, вероятно, смог бы стать профессиональным скрипачом или даже дирижером. Но Великая Отечественная война спутала все карты: после возвращения в Москву из эвакуации юноше уже было не до музыки, пришлось помогать родителям.
Родители Грушина были самыми обычными москвичами: отец до войны работал хлебопеком, мать – бухгалтером. Несмотря на нездоровье, Грушин-старший ушел на фронт и был тяжело ранен. После войны, получив дополнительное образование, стал работать в аппарате главы советского Минфина Арсения Зверева. Борис был очень близок с отцом и унаследовал от него большую библиотеку: Грушин-старший собирал книги специально для сына.
Борис поступил на философский факультет МГУ. Здесь он познакомился с Александром Зиновьевым, который позже написал «Зияющие высоты», одну из самых беспощадных книг о советской действительности. «Жизнь была бурнейшая, были азарт, кипение страстей, поток новых идей», – вспоминал потом Грушин[55]. Университет он окончил за год до смерти Сталина – в 1952 г., и восемь лет учебы в МГУ запомнились ему как лучшие в жизни: «Это была блистательная пора побед, поражений, настоящей борьбы (я разделял и разделяю представление Маркса о счастье)»[56]. «Проблема логического и исторического в „Капитале“ Маркса», – такова была тема университетской дипломной работы Грушина. Объединившись в группу, которую Грушин назвал «лабораторией», трое друзей-философов – Зиновьев, Грушин и Георгий Щедровицкий – внимательно изучали тексты Маркса, ища в них новые смыслы. Однако факультетское начальство, недовольное вольнодумными идеями молодого ученого и его друзей-аспирантов, зарубило его диссертацию.
Послесталинская оттепель привела Грушина в журналистику, в «Комсомольскую правду», в те годы одну из самых смелых газет страны. Здесь он, редактор отдела пропаганды, создал первый в СССР Институт общественного мнения. В газете с многомилионным тиражом стали проводиться первые исследования общественного мнения граждан страны. Их то поощряли, то не давали хода, Грушина то хвалили, то распекали на редакционных летучках. Он проводил свободное время в библиотеках, по крупицам выуживая из редких книг информацию о социологии. Грушин смело выбивал у редакционного начальства деньги на исследования и оплату интервьюеров. Уже тогда он понимал, что хороший продукт не сделаешь на одном лишь «коммунистическом» энтузиазме. «С самого начала моей работы в социологии я отрицал так называемые общественные начала, зная, что науку бесплатно делать абсолютно невозможно», – вспоминал он позже[57].
В 1962 г. Грушин уехал в Прагу работать в журнале «Проблемы мира и социализма» – главном советском интеллектуальном издании, предназначенном для соцстран. Многие видели в подобном назначении возможность приятно провести время, наслаждаясь прогулками по уютным пражским улочкам. Для Грушина же долговременное (он вернулся в СССР только в 1965 г.) пребывание за границей стало шансом познакомиться с социологической наукой Запада. В Чехословакии было больше возможностей прочитать труды иностранных специалистов, да и чешские социологи имели чуть больше свободы, чем их коллеги в СССР. Та долгая командировка оказалась очень продуктивной: «В Праге я пришел и к своей главной (на всю оставшуюся жизнь!) научной теме – массовому сознанию»[58]. Деятельность в созданном им Институте общественного мнения Грушин не прерывал; материалы опросов коллеги присылали ему прямо в чехословацкую столицу.
После возвращения в СССР Грушина пригласили на работу в «Правду», однако газета не согласилась с его предложением принять под крыло Институт общественного мнения. В конце мая 1968 г. был основан Институт конкретных социальных исследований Академии наук СССР (ИКСИ), куда и перешел работать Грушин. А через три месяца советские танки вошли в Прагу, чтобы уберечь от распада Варшавский блок. Одновременно рухнули последние надежды на продолжение оттепели. Для ученого эти события стали личным потрясением: он хорошо помнил улицы города, по которым шли танки его страны.
Еще в Чехословакии, в перерывах между серьезными исследованиями, Грушин написал книгу «In pivo veritas» («Истина в пиве») – контент-анализ высказываний, прочитанных на стенах 764 (!) пражских пивных.
«Не ищите мудрость на дне – она в пене наверху», – гласит одна из чешских пословиц, упомянутых Грушиным в книге. Чтобы исследовать «пену дней», жизнь обычного советского человека, он задумал крупномасштабный Таганрогский проект – социологический портрет типичного города в СССР.
Грушинская команда выполнила задачу, но результатами исследования партийное начальство так и не воспользовалось. «Работа проведена грандиозная, результаты получены уникальные. Но никому не нужные. Ни тогда, ни теперь», – сокрушался Грушин[59].
«Российское сообщество аналитиков общественного мнения вышло из “грушинской шинели“»[60], – так писал о наследии Грушина Борис Докторов. Сегодня к этим трудам обращаются разные поколения социологов. «Личностью он был неординарной, конечно. Очень умный, энергичный, предприимчивый. Все время шел на шаг или на два шага впереди других, опережал время, придумывал идеи – и тут же их внедрял. В этом отношении ему равных не было. Благодаря этой черте характера он и стал одним из создателей ВЦИОМ»[61], – вспоминает один из коллег Грушина Владимир Чупров.
Свое первое исследование «Удастся ли человечеству предотвратить мировую войну?» Институт общественного мнения «Комсомольской правды» начал в мае 1960 года, опрос проводился среди населения европейской части СССР, число опрошенных – тысяча человек. Вопрос был весьма актуален: пусть до Карибского кризиса оставалось еще два года, его первые признаки уже ощущались. 1 мая 1960 г. над Свердловской областью был сбит американский самолет-разведчик U-2, пилот которого катапультировался и попал в руки советских властей. Никита Хрущев не ожидал подобного вероломства от американского коллеги Дуайта Эйзенхауэра и был вне себя от ярости.