– Вперед! – приказал Брайс.
– Хозяин, прошу выслушать меня.
Риор сердито фыркнул и натянул поводья, останавливая жеребца, едва тронувшегося с места.
– Что тебе, Тьенер?
– Мы не успеем проехать распадок до темноты, – ответил первый помощник высокородного, склонив голову. – Лучше остановиться здесь и заночевать, а поутру…
– И дать беглецам время скрыться? Нет уж, – Дин-Брайс смерил прислужника высокомерным взглядом, – лиор ждет от нас поимки, и мы не будем трусливо отсиживаться на кромке обычного леса, пока добыча уходит дальше, продолжая глумиться над нашим господином.
– Но этот лес не так прост, хозяин, – Тьенер бросил взгляд в сторону распадка. – Люди говорят…
– Я не дитя, чтобы принимать на веру сказки выживших из ума старух! – с гневом воскликнул риор. Он отвернулся от прислужника и рявкнул: – Вперед!
– Но болото там и вправду есть!
– Еще слово, и я собственными руками утоплю тебя в этом болоте! В Архон, Тьен, ты же поддакивал мне!
– Так я же думал, по темноте доедем, а там и сами в лес не сунетесь, хозяин, – удрученно отозвался прислужник.
– Молчи, недотепа, – отмахнулся риор.
Он первым въехал в лес, ратники последовали за хозяином. Тьенер в беспокойстве напряг слух, но ничего подозрительного не услышал. Ветер, проказя, шуршал кроной деревьев, путался в кустах и мчался дальше, ему не было дела до людей, решивших забраться в лес на ночь глядя. Из-за деревьев проглядывали склоны гребней, между которыми примостился распадок.
– Почему Лисий? – спросил вдруг один из воинов риоров, самый молодой и любопытный.
– Так если сверху посмотреть, – отозвался словоохотливый следопыт, – то гребни на спящую лису похожи. Это вот, – он указал направо, – тело. Когда с распадка выедем, его оконечность на одноухую голову будет похожа. Его так и называют – Безухий. А это, – следопыт кивнул налево, – хвост. Рыжий гребень. Там позади небольшая гряда была каменная, так она от одного гребня к другому тянется, как будто соединяет тело одноухой лисицы с хвостом.
– А Рыжий-то почему? – не удовлетворился ответом юноша. – Ладно бы тогда – Хвост, а то Рыжий. Он же серый, как все скалы.
– Дурная голова, – фыркнул следопыт, – лиса какого цвета? Рыжая, вот и хвост у ней рыжий, а этот гребень и есть ее хвост.
– Там есть место, где камни, как ржавые, потому и Рыжий, – вмешался слушавший их ратник лет тридцати. – Там железо, говорят, есть, вот от дождей и покрылось ржой.
– Но хвост-то у лисы рыжий? – не сдался следопыт.
– Рыжий-рыжий, – усмехнулся ратник. Он задрал голову, пытаясь рассмотреть вершину гребня. – Интересно, они там?
Следопыт проследил за взглядом ратника и пожал плечами:
– А кто их знает, может, уже и Сухое озеро прошли, если передышек не делали. Но если бы на гребень поднимались, мы бы их увидели, наверное. Только зачем им такая морока? Там идти тяжело, да и времени много потеряют. Через распадок-то удобней.
– И опасней, – негромко произнес Тьенер, начавший прислушиваться к негромкому разговору. – На гребне им даже на страже стоять не надо, всё равно в темноте не подберешься, только себе шею свернешь. И передохнут, и выспятся, и со свежими силами дальше пойдут. А тут, того и гляди, кто-нибудь выскочит.
Юноша на некоторое время замолчал, он ехал, глядя на Рыжий гребень, и вдруг заметил:
– А распадок-то ширится никак. Вон, Рыжий-то уже и не видать толком, да и Безухий тоже.
– Ширится, – кивнул следопыт. – А деревья, наоборот, скоро жаться друг к другу начнут, придется сначала по двое ехать, а потом и вовсе рядком по одному. Но это еще подальше, ближе к чаще будет. Мы туда до темноты уже вряд ли успеем, в лесу-то быстрей темнеет. Вон, как верхушки друг к другу клонятся, свет закрывают.
– Может, надо было сначала следы их посмотреть? А вдруг по верху пошли? – всё не унимался любопытный паренек.
– А нам какая разница, где они пошли, главное, что к Сухому озеру выйдут, им тут деваться некуда, – усмехнулся ратник. – Да и не проедем мы на конях по гребню. Нам дорога только тут.
Тьенер обернулся назад, мазнул хмурым взглядом по болтунам и вздохнул. Ему отчаянно не хотелось углубляться в лес. В голове помимо воли всплывали рассказы деда о том, что болото в Лисьем распадке неспокойное, и что здесь есть хищники пострашней тех, кто выходит по ночам на охоту.
«Запомни, Тьен, если вдруг лес онемеет, значит, дело совсем плохо. Даже зверье прячется, когда выходят они», – так говорил дед, поглядывая из-под косматых бровей на внука, слушавшего его с открытым ртом.
«Кто они, деда?».
«Духи болота, мальчик, проклятые духи».
Прислужник передернул плечами и потуже запахнул плащ, вдруг ощутив неприятный озноб. Ему было страшно.
– О чем говорил Тьенер? – услышал мужчина новый вопрос от паренька и почувствовал раздражение.
Этот ратник появился в Брайсе совсем недавно. Он приходился двоюродным племянником оруженосца риора, и хозяин взял мальчишку на службу. Филис с семьей жил в другой части риората, но осиротел полгода назад, и бабка отправила его к дяде, надеясь, что тот сможет пристроить сироту. Смог, и теперь Фил потихоньку привыкал и к новому месту, и к службе. Зачем хозяин взял в погоню неопытного птенца, Тьенер не понимал. Впрочем, риор Дин-Брайс считал, что синяки, полученные в драке, научат большему, чем десять учителей. «Языком чесать можно бесконечно, но опыт появится только в бою». Конечно, мальца обучали ратному делу, но он совсем недавно впервые взял в руки меч. Правда, стрелок он был отменный, и, наверное, именно это стало основной причиной для решения хозяина. Хотя… Не смерду, даже возвышенному риором, рассуждать о том, что думает высокородный.
– Да люди разное говорят, – ответил ратник, который вмешался в разговор юнца и следопыта. – Кто-то уверяет, что тут водится нечисть, кто-то смеется и называет эти истории сказками.
– А что за нечисть? – голос паренька дрогнул, тон стал тише, но любопытства нисколько не убавилось.
– Болотная, – усмехнулся ратник. – Говорят, из болота выходят. Вроде как охотники увязли, а теперь по ночам дичь ищут.
– Ну что ты болтаешь попусту?! – возмутился следопыт. – Вот взяли и утопли. Ничего там просто не было. И не охотники вовсе. Девка там. Это за ней гнались. Говорят, – следопыт метнул взгляд в спину риора и понизил голос: – Говорят, прадед нашего хозяина углядел девку в деревеньке одной. Краси-ивая была девка, загляденье. А риор-то как увидал, так и покоя лишился. И жена молодая была, и в любви вроде жили, а тут как обезумел. Поговаривают, начал в ту деревеньку день за днем наведываться. То подарочек привезет девке, то папаше ее денег даст, то проездом вроде, а сам непременно в дом к зазнобе завернет, да и поговорит с ней. Всё наглядеться не мог. В замок бы взял, да там лейра уже свои порядки наводит. Вот и обхаживал бедняжку.
А ей и не в радость любовь-то хозяйская. И жених уже был, и свадьбу сыграть собирались. Риор-то как про жениха прознал, так и взбесился. «Моя ты, говорит, даже думать не смей. Золотом осыплю, в богатстве жить будешь, только не противься». А у ней, у девки этой, жених-то любимый был. Вот и удумали они с парнем тем сбежать с земель риора. Ночью и припустили, пока все спали. До этого вот распадка и дошли.
Хозяин, как почуял, с утра раннего примчался. А птичка-то упорхнула. Ох и взъярился! Сразу погоню снарядил. Следы в лес вели, стало быть, туда и поехали. Нагнали беглецов, когда уж те думали, что скрылись. Шли спокойно, смеялись, о счастье своем мечтали. Тут их риор с людьми своими и поймал. Парень трусом оказался, бросил невесту и деру дал, а ее схватили и не отпускают. Риор с коня слез, подошел к девке и говорит: «Не хотела по-доброму, так и я по-злому буду». Ну и… снасильничал, значит. Сказывают, долго забавлялся, ни мольбы, ни слез не слушал. Злой был шибко.
После уже хотел с собой забрать, а она возьми и вырвись. Бежала, куда глаза глядят, жениха звала. Думала, отзовется и спрячет ее, а не отозвался. Помирать-то неохота, вот и бросил любовь свою. Риор за девкой кинулся, отпускать не хотел. Так в болото и загнал. Смотрит, а бедняжка уже по грудь увязла. Он ей ветку тянет, хватайся, мол, вытащу. А она головой мотает да еще глубже вязнет. Хозяин ей, мол, люблю тебя больше жизни, вернись ко мне. А она ему: «Нет любви, – говорит. – Та, что была у меня, обманом обернулась, а твоя и вовсе сгубила. Будь ты, – говорит, – проклят. Пусть и тебе твоя любовь мукой станет, как мне была». Сказала, и в болоте скрылась. Утопла, значит.