Плавание. Какой ужас! Могут случиться судороги, пойдёшь под воду и умрёшь.
Темнота на открытом месте. Какой ужас! В темноте можно просто от страха умереть.
Писать. Какой ужас! Одну страницу от руки переписать так трудно, что умрёшь раньше.
Неожиданный звук. Какой ужас! Что-то страшное идёт, чтобы со мной разделаться.
Какой ужас!
Какой ужас!!
Какой ужас!!!
Ты знаешь сам, увы, даже слишком хорошо, что конца у этого списка нет. Сначала я не верила, что всё это он имеет в виду серьёзно. Я считала его очень умным человеком. Ещё бы! Он прочёл множество книг и цитировал их наизусть целыми страницами. Он знал с десяток иностранных языков, изучил разнообразные науки и искусства, знал имена писателей, философов, психологов, поэтов, художников, про которых я никогда даже не слышала. Он рассказывал мне истории из китайской философии, которые мне очень нравились. Он пересказал мне множество книг, которые я никогда не смогла бы прочесть, потому что не знала языков, на которых они были написаны. И много чего другого.
Конечно, я думала, что он очень умный. А что ещё я могла думать? Мне понадобилось 20 лет жизни и помощь психолога, чтобы понять, что он психически болен.
Ты сказал мне как-то, что твой отец – это ходячая энциклопедия, и что с такой энциклопедией удобно, например, ходить в гости. Очень удобно не было. Честно говоря, карманный компьютер с дюжиной словарей и энциклопедий мне бы больше подошёл. Компьютер не интересуется алкоголем, наркотиками, другими женщинами, другими мужчинами, промискуитетом и т. п., которые были твоему папе очень интересны и знакомство с которыми он называл «приобретением жизненного опыта». Я же должна была выполнять роль его советчика на этом пути, объяснять ему его ошибки, залечивать полученные шишки и праздновать свершения.
Карманный компьютер и точно был бы лучше, только их тогда ещё не придумали…
Самые главные интересы твоего отца я поначалу не знала и думала, что интересуется он только возвышенными и духовными вещами. Во всём, что касается возвышенного, он был очень умным и имел лишь некоторые проблемы с пониманием вещей простых и материальных. Конечно, я могла ему помочь! Всё, что он говорил про человеческую жизнь, было настолько смешно, что я могла бы за несколько часов навести порядок в его голове. А наводить порядок всегда было моим любимым занятием.
Несколько часов превратились в несколько недель, несколько недель в несколько месяцев, несколько месяцев в несколько лет…
У меня были ещё и другие дела. Я жила тогда отдельно от моего первого мужа, но мы всё ещё были женаты. Я хотела развестись. История этого брака очень простая и очень глупая. В начале 1980 я его встретила и в июле вышла за него замуж. Он был фотожурналист, он весело болтал и хорошо танцевал. Друзья называли его барон Мюнхаузен. У него была замечательная мать – интеллигентная, умная, мудрая женщина лет 80. Я могла часами с ней разговаривать.
Я всегда испытывала необходимость в общении со старыми людьми и никогда не имела такой возможности. Моя мать вообще не умела общаться с людьми. Она всегда делала то, чего хотела в данный момент, и всё другое для неё просто не существовало. Так называемая теория стакана воды (производства Розы Люксембург) в модернизированном варианте была её жизненным кредо. Краткое содержание выглядело так: всё, что хочешь, можно делать так же легко, как выпиваешь в жару стакан воды. Это «всё» включало многое: ложь, взятки, наркотики, все формы секса и др. Теоретические обоснования этому я выслушивала всё моё детство, а практические применения наблюдала во множестве до 1982 года, когда видела свою мать в последний раз. Кодекс законов, понятия морали, какие-либо запреты были для неё не более чем платья, так что в соответствующий момент она просто выбирала подходящее. Так, например, она работала несколько лет народным заседателем, была этой работой очень воодушевлена и делала её хорошо.
Друзей у неё не было и спорадические попытки наладить отношения с родственниками были обречены с самого начала.
Свою бабушку по материнской линии я увидела в первый раз, когда мне было 8 или 9 лет от роду. Я обращалась к ней на Вы. В следующий раз мне было уже 16 лет и я хотела привести всё в порядок, а именно, помирить маму с бабушкой. Я сотворила это чудо, но чуда хватило только на год. Так что я училась в Москве, жила в общежитии и только иногда навещала бабушку. Встречались мы большей частью не у неё в квартире, а в других местах, потому что она очень боялась моей матери. Как правило, я просто звонила ей и узнавала, всё ли в порядке. В тайне от матери. Мой дед по материнской линии был расстрелян в 1937 или 1938 году.
Свою бабушку по отцовской линии я встречала чаще, хотя она и жила в Измаиле. Этот город расположен примерно в 1450 км от Москвы и в 1000 км от Содомово, где я родилась. Мой детский сад каждое лето переезжал на Чёрное море, туда приезжала бабушка, которая была хорошим детским врачом, и работала там каждое лето. Несколько раз приезжала она и в Содомово. Позже я навещала её в Измаиле, и она меня в Москве. Она и её второй муж – единственные мои родственники, которые тебя видели. Мой дед по отцовской линии поссорился с моей матерью задолго до моего рождения, и она твёрдо заявила свёкру, что тот никогда в жизни не увидит своих внуков. Так и случилось. Мне было лет 11 или 12, когда он умер, но мы ни разу не встречались.
Итак, я хотела общаться с пожилой дамой и потому вышла замуж за её сына. Во время своего свадебного путешествия я внезапно обнаружила, что жить я должна вовсе не со своей свекровью, а со своим мужем. Жить же вместе с этим бароном Мюнхгаузеном оказалось абсолютно невозможно. Я поменяла свой билет на самолёт на более раннюю дату и вернулась в Москву одна.
Это были сумбурные времена.
Я сняла себе новую комнату и в очередной раз готовилась к вступительным экзаменам в аспирантуру МГУ. Через две недели всё было позади – как и раньше, безуспешно. Я помню, как после экзамена поехала домой и вдруг сообразила, что ни с кем не хочу разговаривать. Мой отец был как раз в Москве и ждал меня дома. Поэтому я пошла в метро и часа два каталась по кольцевой линии. Когда какой-то пьяный решил составить мне компанию, я поняла, что пора ехать домой. Я встала и пошла к выходу. Он тоже встал и схватил меня за руку. Я развернулась и ударила его. Он упал и закричал: «Милиция! Милиция! Помогите!» Нас забрали в милицию.
Когда мы пришли в отделение милиции, мой компаньон немедленно заснул, так что его положили на лавочку до протрезвления. Но одна проблема у милиционеров всё же была – что делать со мной? Ситуация была, конечно, очевидная, но, строго следуя букве закона, я устроила драку в общественном месте и мне полагалось как минимум 10 суток принудительных работ. И судимость. Милиционеры потребовали мои документы. Их у меня не было. Они хотели узнать мой адрес и телефон, но я их не помнила, так как жила в этой квартире всего дней десять. Тогда они попросили номер телефона кого-нибудь, кто мог бы подтвердить мою личность. Я помнила на память только телефон моей свекрови, но не хотела звонить ей из милиции. Милиционеры были уже очень раздражены и один спросил сердито: «Да кто вы такая?» «Я математик,» – последовал незамедлительный ответ. В отделении милиции воцарилась нездоровая тишина, и в воздухе явственно запахло сумасшедшим домом.
Неожиданно один из милиционеров воскликнул: «Это-то мы сейчас проверим!» Он куда-то позвонил и спросил: «Что там тебе сегодня задано по математике?» Телефон был очень громкий, и я услышала детский голос, который диктовал условия задачи. Когда он закончил, я автоматически сказала ответ. Милиционер повторил этот ответ в телефон и велел сыну свериться с ответом в задачнике. Счастливый голос ребёнка услышали мы все: «Папа, папа, откуда ты знаешь?!»