Он вывернулся из сизых клочьев и лицом к лицу столкнулся с одним из пришельцев, облаченным в ярко-оранжевый защитный комбинезон. Блеснули под стеклом шлема стиснутые зубы землянина…
В длинной одежде дайлемита, в нескольких местах испачканной кровью, с перехваченным маской и закрытым тканью лицом, с плазмоизлучателем у бедра и клинком, по которому и сейчас текла свежая кровь, Леннар выглядел угрожающе. Очень, очень опасно. Майор Неделин, который уже вооружился своим табельным пистолетом, выстрелил. Непостижимо, как он не сумел попасть в Леннара с трех шагов, стреляя фактически в упор. Не может живой человек уклониться от пули, пущенной с такого расстояния!..
…Леннар не успел парировать выпад другого пришельца. Тот держал в руках дымящуюся панель, гравиплатформу с выщербленным краем, принадлежавшую одному из сбитых братьями-наку летучих гареггинов. Наверное, никогда еще транспортный шедевр выходцев с погибшей Леобеи не использовался так нелепо, так не по назначению.
И никогда еще его использование не имело ТАКИХ последствий.
Размахнувшись, космонавт ударил Леннара металлической панелью. Удар пришелся точно по лицу, которое не успел прикрыть Обращенный. Ребро гравиплатформы врезалось в голову Леннара, в переносицу… Без звука тот откинулся назад и плашмя, всей спиной, грянулся на пол. Ребро панели проломило защитную маску и вдавилось в лицевую кость вождя Обращенных.
Удар такой силы и точности — даже явившийся следствием стечения многих необязательных обстоятельств, делом случая, безусловно, смертелен…
Рыжеволосый Акил прекрасно видел все это. Нет, даже не он один. Не только соправитель сардонаров… Это видели и многие гареггины, парящие над схваткой на гравиплатформах. Это видели и братья-наку, и в знак скорби над тем, ЧТО ему привелось увидеть, могучий Кван О уронил секиру и, повалившись ничком, взревел что-то дикое, состоящее из одних рваных, растерзанных согласных звуков:
— Вымхр-р-р… вгыр-рм!!!
Человек, который сразил Леннара — случайно ли, по умыслу ли, — был Константин Гамов.
Эпилог
ДЕЛО СЛУЧАЯ
Гамов открыл глаза. Ему показалось, что прямо над его головой разорвался с натужным треском тяжелый, оплывающий черными складками занавес, и лезет из этого разрыва радужное желе, и выпускает из себя тусклые сполохи, от которых неприятно колет в глазах. Такое впечатление, что само небо испражняется на него. В ноздрях сидит отвратительный запах гнили и еще чего-то тошнотворного, отсыревшего, чему сразу и не подобрать названия… Радужное желе задрожало, по нему медленно прокатилась волна матовых бликов, и это дрожание, цепенея, сгустилось до четких контуров сводчатого серого потолка, покрытого темными пятнами, коричнево-ржавыми и почти черными.
…Наверное, это и есть обиталище полубогов, о котором маленький Костя Гамов когда-то написал в мятой детской тетради, найденной потом на чердаке сырой осенней дачи.
Он поднялся и огляделся по сторонам. Узилище, в котором он нашел себя, оказалось многоуровневым, оно состояло из нескольких площадок тесаного камня, поднимающихся к решетчатой железной двери и стиснутых меж двух высоких каменных стен. Ширина площадок была не больше двух с половиной метров. По стенам сочилась влага. Константину все это почему-то напомнило реку, зажатую шлюзами, — измученная вялая вода стекает из одного резервуара в другой, ниже уровнем. Гамов машинально протянул руку и коснулся кончиками пальцев слизистой поверхности стены. Он находился на самой нижней площадке. На той, что одной ступенью выше, валялся изуродованный скафандр, прорезанный в нескольких местах. От оранжевого комбинезона, которые следует надевать поверх скафандра, осталось несколько криво разодранных полос…
На самой верхней же площадке стоял внушительный чан серебристого металла; на него была наброшена полосатая черно-белая ткань, задравшаяся с одного краю.