Но вызывать его из отпуска Оливер не станет, сейчас на парня возложена не менее важная функция – дети учатся жить в социуме. А вот, кстати, и они. За окном послышался едва различимый звук двигателя, становящийся громче по мере приближения машины. Спустя пару минут, по прозрачной двери парадного входа скользнули фары «Купера», и автомобиль замер, высаживая маленького изящного пассажира.
Пассажир вошел в гостиную и бросился на него с поцелуями и объятиями, ослепляя лучами счастья, затмевая все невзгоды мира своей искренней улыбкой и звонким голосом.
– Привет, пап! Я так соскучилась!
– Здравствуй, милая, – проговорил глава семьи, удовлетворенно улыбаясь, словно довольный кот, и выбрасывая на время тугие мысли из головы. – Я тоже очень рад, что ты сегодня вернулась пораньше. Как погуляли?
Алекса, скидывая верхнюю одежду и наспех колдуя себе ужин, рассказывала и рассказывала. И рассказывала. И снова рассказывала, вызывая лишь усмешки и довольство Оливера. А потом прервалась и произнесла, смущенно опустив взгляд:
– Прости, пап, я увлеклась. Как у тебя прошел день? Мама звонила?
Оливер жевал тушеные овощи, с улыбкой глядя на дочь, и оценивал ее цветущий вид. Она погрузила вилку с провиантом в рот, чтобы поскорее занять звонкую полость восстановлением жизненных сил, и предоставила держать речь главе семейства. И тут он понял, что все правильно сделал тогда в кабинете, попросив Дениэла об одолжении. Он принял единственно верное для нее решение в тот вечер.
– Я рад быть частью твоей жизни, Алекса! – Воскликнул он искренне, после чего вернулся к будничному тону: – День прошел в заботах, я теперь по вечерам работаю на маму, доставляю ей корреспонденцию. Она звонила и не раз. Последний разговор был за десять минут до того, как в кухню влетел ураган позитива в твоем лице. Она не сказала, чтобы я передавал тебе привет, поэтому, уверен, будет звонить еще. А теперь продолжай. Расскажи о Тихом Океане подробнее.
Дочь смутилась, но продолжила. Только теперь более сдержанно, чтобы не утопить его в собственных эмоциях, но изрядно обвалять в них. Девочка купала ноги в середине марта на самом ветреном пляже города – хорошо, что Мелани не знает об этом – посетила Японский сад, сходила в кино, и, похоже, повзрослела еще на пару лет.
– И это всего за два дня? – Удивился отец, допивая чай. – Я теперь понимаю, что это твой стиль жизни, Алекса. Я раньше думал, что ты только до учебы голодная!
– Знаешь, пап! Я решила пока не учиться больше, – сообщила дочь. – То есть, я хочу заняться чем-то более продуктивным, приносить людям пользу.
– А начать решила с дверных ручек, так? – Уточнил Оливер, чем вызвал на ее щеках румянец. – Спасибо тебе за это.
Дениэл влиял на их дочь очень позитивно. Что бы не говорила Мелани, но именно он помогал открывать девочке важные грани внутри себя, даже если это «мотоцикл». В конце концов, от двухколесной техники не отказался бы и сам глава семьи, но тогда он рисковал потерять супругу. Нет, все же, между железом и живой женой он выберет второе.
– Просто мне кажется, что я и так полна информации, – застенчиво пролепетала малышка. – Мне хочется уже понимать, для чего мне она дана. Не коллекционировать же ее на полках разума, верно?
– Абсолютно верно, – кивнул отец. – Ты большая умница, Алекса. Всегда была.
На обоюдном довольстве друг другом они и разошлись по своим комнатам. Влюбленная девочка скрылась за дверью своей спальни, пожелав родителю добрых снов, а сам Оливер поплелся в «башню», куда же еще.
Там на огромном кожаном кресле шоколадных оттенков он попытался вспомнить пятничный разговор с Лиз. Что там предлагала лиса? Электрические разряды на рабочие места сотрудников? Ров с колючей проволокой? Боже, как же это все нелепо. Меньше всего главе корпорации думалось, что однажды его светлый мозг будет занят подготовкой контратаки внутри собственной конторы!
Но тут Оливер раскрыл широко глаза от осознания. Не только конторы, но и семьи! Холодная война назревает и в поместье. Дай бог, чтобы Мелани остыла в Париже. Еще одной разработки стратегии против близких людей он попросту не выдержит.
23
Скошенный полосатый цилиндр, торчащий из здания красного кирпича, показался в проеме между бетонных высоток и скрылся вновь. Дениэл повернул «Купер» к диковинной постройке, которая сама по себе могла стать главным экспонатом музея, и поставил автомобиль на парковке недалеко от нее. Алекса не смогла проигнорировать факт, что Музей Современного Искусства с начала июля закрывается на реставрацию, и предложила начать обход города именно с него. Молодой человек, кивнув, согласился, потому что не имел иных идей на день. К тому же погода, несшая тугие свинцовые облака на восток порывами пронизывающего ветра, требовала крышу над головой.
Уже в одиннадцать утра – как раз к открытию – они топтали пол возле касс музея. Очередей не наблюдалось, видимо, утром в понедельник люди занимались несколько иными делами, и Дениэл довольно скоро стал обладателем двух билетов с контрольным штрих-кодом. Он приглядывал за девушкой, вспоминая, что та немного теряется в общественных местах, но подруга уже целиком увлеклась экспонатами, стоявшими в глубине здания после турникета с билетерами. Работник музея помог паре преодолеть контрольный пункт, и друзья вошли в мир современного искусства.
Зачарованная Алекса брела по музею, задирая голову к подвесным композициям, раскрыв рот, рассматривала картины, которые представляли собой, по мнению Дениэла, откровенно говоря, мазню. Он шел в недоумении за пораженной девушкой, пока та не присела на одну из аккуратных банкеток, обтянутых красной эко-кожей. Уважительное молчание давалось ему с трудом, но, понимая, что в искусстве он разбирается не лучше тихоокеанского кальмара, он все же умудрялся держать язык за зубами. К тому же это был лучший способ избежать нецензурной лексики при виде некоторых выставочных экземпляров.
– Тебе нравится тут? Ты ведь много рисуешь и разбираешься в этом… – Начал Дениэл осторожно.
Она одарила его продолжительным взглядом, прищуриваясь непонимающе.
– Ты, шутишь, да? – Произнесла, наконец, девушка и рассмеялась.
Вскоре, когда она закончила свое увлекательное занятие, все время которого Дениэл лишь серьезно поглядывал по сторонам, не идет ли кто, Алекса решила поинтересоваться, по нраву ли молодому человеку такая, мягко говоря, уникальная и оригинальная экспозиция. И он ответил честно, что далек от понимания увиденной красоты, но те вещи, что они наблюдали, могли бы не выходить в свет вовсе. Он бы, Дениэл, несомненно, продолжал спокойно жить и здравствовать и без подобного искусства.
Алекса расхохоталась над тем, как деликатно и осторожно он назвал экспонаты полной ерундой. Он снова оглянулся по сторонам, не зная, что его больше беспокоит: смех над его недалеким восприятием музея или психическое здоровье подруги.
– Но теперь мы хотя бы можем поговорить об этом честно, – произнесла девушка. – Я-то знала, на что шла.
Она поднялась с банкетки, подошла к ближайшей стене с картинами и принялась вещать голосом опытного экскурсовода, серьезным и спокойным.
– Современное искусство не может быть тем искусством прошлых веков, когда рисовали все подряд, тонко выводя мельчайшие детали. Сегодня такие картины заменяются фотографией, – кивнула Алекса на аппарат, висящий на ремне у нее на шее. – Поэтому, если хочется, чтобы люди приходили смотреть современные выставки, нужно придумать что-то экстраординарное, эксцентричное, феноменальное, вышибающее сознание из зоны комфорта. Например, это!