«Что же ты, скотина, сразу и храпеть! Не можешь нисколечко вести себя, как крещёные люди».
«Ась?» – спросил Юрка и неестественно вытаращил глаза.
«Не рычи, говорю».
Наконец, всё было окончательно улажено, так что обитатели Чёртовой Дыры могли бы и уходить, но старик вновь опустился на стул, словно бы ему здесь так сильно понравилось, что и уходить-то не хотелось. Старуха некоторое время стояла рядом, затем сказала:
«Ну, может, пойдём, дом-то ждёт».
«Вроде бы так», – произнёс в ответ старик, продолжая по-прежнему спокойно сидеть.
«Эй, да поднимайся же ты, чего ещё удумал», – понукала старуха, но так как старик не трогался с места, схватила его за рукав пиджака и затормошила, приговаривая: «Пора и честь знать, дорогу домой гнать!»
«Вроде бы так», – молвил старик и поднялся со стула.
Вдвоём – муж впереди, жена позади – они потопали к двери на выход. Таким же порядком зашагали и по дороге. Некоторое время никто из них не проронил ни слова, затем старуха начала толковать:
«Что ж, пристанище-то у нас теперь есть, а поросёночка, ягнёночка, тёлочки с курочками-петушками и нет. Вот достать бы сначала поросёночка, чтобы похрюкивал себе в закутке».
Старик молчал и вышагивал к дому. Но когда им навстречу попалась незнакомая старушка, Юрка остановил её и сказал:
«Моя старуха поросёнка просит».
«Батюшка желанный, нет у меня, у бедной, ни поросёночка и ничегошеньки», – ответила старушка. «Десять лет назад был у меня последний, да и тот от краснухи помер и боле не поднялся».
«А что, иногда поднимаются?» – спросил Юрка.
«У хозяина поднялся: вечером околел, а утром ел себе из корыта. Всех обуял страх, что никак Судный день7 близок – раз уж и животные воскресают из мёртвых8, то и людской час недалёко».
«Стало быть, не поднялся твой поросёнок», – промолвил Юрка.
«По сей день не поднялся, батюшка желанный», – ответила старушка.
«Тогда прощай», – сказал Юрка и, отвернувшись, продолжил путь со своей старухой, следующей за ним пятам, в то время как старушка провожала их взглядом.
Следующим встречным был старичок, которому Юрка повторил то же:
«Моя старуха поросёнка просит, так что…»
Деревенский несколько мгновений вопросительно разглядывал Юрку, словно бы не совсем понимая смысл этих слов, а затем спросил:
«Поросёнка хочешь купить, что ли?»
«Вроде бы так», – ответил Юрка.
«Издалека будете?» – осведомился незнакомец.
«Издалека… со старухой».
«Вы что, хозяева?»
«Вроде бы так».
«Своей свиноматки нет?»
«Пожалуй, нет».
«Большой хутор-то?»
«Вроде бы так».
«Как называется?»
«Чёртова Дыра».
«Так, значит, это ты новый хозяин Чёртовой Дыры?»
«Вроде бы так».
«И поросёнка ищешь?»
«По правде говоря, да».
«А корова есть уже?»
«Нет».
«А лошадь?»
«Тоже нет».
«Овечка?»
«Нет овечки».
«Что же ты станешь с этим поросёнком делать, если ничего у тебя нет. Откуда ему корма достанешь? Прежде корова, потом поросёнок – прежде курица заквохчёт, потом и петушок споёт».
Поучив так уму-разуму, незнакомец попрощался и пошёл своей дорогой. Юрка смотрел ему вслед, будто ждал, что тот обернётся, и, наконец, бросил ему в спину:
«Так как же с поросёнком-то?»
Незнакомец остановился, обернулся и сказал:
«Нет у меня поросёнка, у меня только лошадь, её бы я продал за хорошую цену».
Сказал и пошёл дальше. Но когда потопали и Юрка со старухой, то через несколько шагов и незнакомец, в свою очередь, окликнул их:
«Так не хочешь лошадь купить?»
Теперь остановился Юрка, обернулся, подумал и ответил:
«Пожалуй, нет».
Сказал и пошёл дальше, старуха следом.
«Сглупишь, коли не купишь!» – прокричал им вслед незнакомец, но Юрка больше не обращал внимания на его слова. Лишь немного времени погодя он заметил жене:
«Милый и любезный человек, общительный и всё такое, а поросёнка нет».
«Известное дело, милый да любезный, когда подсовывает другим свою дохлятину», – ответила старуха.
«Вроде бы так», – согласился Юрка.
Теперь какое-то время ничего не было слышно, кроме тяжёлой медленной поступи: шарк-шарк, шарк-шарк и врывающихся в неё частых шажков: шмыг-шмыг, шмыг-шмыг. Так и шагали, пока им, наконец, не повстречалась молодая шустрая бабёнка, у которой Юрка спросил:
«Моей бы старухе поросёнка».
«Ах, поросёночка ищете? У нашего соседа чудная свиноматка кучу поросяток принесла, с дюжину, а то и с чёртову дюжину. Хорошенькие, расчудесные у них поросятки, смотреть прямо душа радуется», – заливалась та.
«Стало быть, там и взять могли бы», – рассудила Лизете.
«Да куда там!» – воскликнула женщина. «Сама ходила пару-тройку раздобыть, да воз и ныне там, и в итоге с базара принесла, ведь что поделать, если видит око, да зуб неймёт».
«Стало быть, они себе всех оставили», – молвил Юрка.
«Да что ему с такой прорвой делать!» – завизжала она. «Хорошо, если там двум будет, чего дать поесть. Ведь поросёнок-то сам по себе не растёт, не жиреет, его то и дело корми – то молочка, то супчику остатки, то мучки, то картошечки. Даже мыть их надо, окаянных, как тех же ребятишек, а не то, глянь, зачахнет и не вырастет из них ничего. Потому как…»
«Так что, на поросёнка там надежды нет?» – вмешалась Лизете в разговор женщины.
«Нет, пожалуй, и ни в этом году, и не в следующем, и не через год, если только они о новой свиноматке не похлопочут. А старикан не похлопочет, на это и не надейся, такой уж это человек, что если сказал „нет“, то так тому и быть. И мне он во всеуслышание заявил: пусть она их хоть всех приспит да передавит, мне это без нужды, отведу её снова к хряку. Человек с годами стареет да умнеет, так может и у этой ума прибавится, чтобы больше их во сне не давила».
«Ах, сама же мамашка!» – не сговариваясь, воскликнули Юрка и Лизете.
«Сама мамашка», – подтвердила женщина, приблизилась на шаг и понизила голос, будто делясь тайной: «На кого ногой наступит, кого приспит – так всем и конец. Последний только сам, наверное, и помер. Хозяйка говорит, что с горя по другим или от чревоугодия, потому как хрюшка грузная и вымя полное молока, и всё одному, потому как других-то больше нет. Но только об этом и пикнуть нельзя, ведь многие считают, что свиноматке „сделано“9, а хозяйка говорит, что если и „сделано“, то нами. Помоги Бог, если нами, как будто кроме нас поросяток никто и не видел! Но хозяйка говорит, что моя свекровка видела свиноматку прямо перед опоросом и проронила мимоходом, что, мол, какая у вас чудная хрюшка, скоро получите кучу чудных поросяток. Ну, вот и получили они этих чудных поросяток! На совести твоей свекровушки они, говорит мне хозяйка, а если ты свою свекровушку защищаешь, значит, и сама такая же, как она. А я ей в ответ, дескать, а что в моей свекровушке не так, да она же милейшая женщина, мы с ней душа в душу живём. А хрюшкина хозяйка: да какая же она милейшая, ежели глаза у неё карие. Ну да, говорю я, верно, карие глаза у неё, и если это изъян, тогда конечно, но…»
«Да уж, счастливо оставаться», – сказал Юрка, удаляясь.
«И вам того же», – ответила, прервавшая рассказ на полуслове, женщина и добавила: «Но раз поросёнка нет, не желаете ли взять себе котика? У нас они чудные, серенькие. У старой кошки было пятеро, троих утопили в помойном ведре, двое ещё остались, одного можно бы отдать, можно бы и совсем даром, если людям хорошим. Если ребятишкам отдать, так затаскают котика, лишь у старичков из котёночка вырастет настоящий кот. Не знаю, много ли у уважаемых деток?»
«Да нет ещё», – сказала Лизете.
«Ну, тогда вы словно созданы для нашего котика. Хотите, пойдёмте к нам, возьмёте себе котёночка, он весом невелик».
«Что думаешь, старуха?» – спросил Юрка.
«Ну, раз поросёночка нет, в хозяйстве и вошь скотина», – решила Лизете.
Так они и отправились вместе за котёнком, свернув немного с дороги, и Лизете уже заранее радовалась, что в их избушке будет хоть что-то живое, кроме них самих. Но дело пошло несколько иначе, чем полагали Юрка со своей старухой, и чём говорила невестка. Потому как выяснилось, что свекровь была главой семьи, хотя формально хозяином был её сын. У говорливой невестки было лишь право говорить, работать же и действовать она могла лишь по указке свекрови. А та, лишь только сообразив, зачем явились в их усадьбу чужаки, сразу же спросила: