– Какая?
Ольбрум перегнулся через стол. От него пахло горькими травяными мазями.
– Капля, – прошептал он так, словно ему мечом перерубило горло.
– Что? – не расслышал гауф.
Худой Скаун как раз рассказывал, как бился с латниками, и озвучивал свист клинков. Ш-ших, дзон-нг, ф-фиу-у…
– Капля, – повторил Ольбрум. – Погибель. Это ее свет отбросил нифель. И аззат не закрывался из-за нее. И выползень тогда…
– Погоди.
Клембог почувствовал, как сердце его забилось надеждой. Если это Капля… О, боги, значит, к вам иногда можно обращаться без хулы!
– Где она?
Он все-таки расплескал похлебку из миски. Варево потекло по столешнице, закапало на пол.
– В дальних комнатах.
– Веди! Погоди.
Клембог поймал старика за рукав балахона.
Ольбрум нырнул в арку и засеменил по коридору, то пропадая во тьме, то возникая в отблесках факельного света. Гауф ковылял за ним, держа пальцы на его плече. Все равно как слепец какой.
– Она еще спит, – заметил цольмер.
– Кто на страже?
– Хефнунг.
– Это хорошо, – сказал Клембог. – Сколько погибло?
– Двое. Рамоль Эспир и Аццик, рыбак с низин. У Аццика два сына остались, жена. Рамоль был еще не женат.
– Рамоля помню… помнил, – поправился гауф. – Три кяфиза.
– Три.
– Рыжий.
– Нет, черный.
Из высеченных в камне кладовых дохнуло холодом. Перегородка, новая арка с поворотом. Почему черный, подумал Клембог. Рыжий. Или это не Рамоль рыжий?
По левой стороне коридора, в углублениях, зажелтели двери жилых комнат.
– Здесь, – Ольбрум остановился у третьей.
Он несколько раз стукнул в дерево. С той стороны звякнуло железо, послышался шорох, глухие шаги, щелчок засова.
– Проходите, – распахнул дверь Титус.
Он посторонился, втянув живот.
– Где? – спросил Клембог.
Но уже увидел и сам.
Кровать, застеленная красно-зеленым покрывалом. Гора подушек. И наискосок – тоненькая фигурка в белом платье, испятнанном узором витражного окна.
Капля.
– Девчонка девчонкой, – шепнул сбоку Титус, – не скажешь даже, что Погибель.
Клембог шагнул к кровати.
Вблизи отсвет окна не мешал глазам. Капля действительно была похожа на девушку лет семнадцати. Волосы коротковаты, а так…
Дочь у него могла бы быть такой. Тоненькой, воздушной, с нежными губами и озорной челкой. С глазами, похожими на два лесных цветика, темно-светло-синими.
О, боги.
Клембог запоздало сообразил, что Капля уже не спит, смотрит на него настороженно, но без испуга, даже хмурится слегка.
– Вы кто?
Говорила Капля чудно, но понятно. С придыханием, словно смуглые торговцы с Акафика.
Клембог склонил голову. Справа качнулись седые космы цольмера. Засопел позади Хефнунг. Надо что-то сказать.
– Я – Кеюм Клембог, правитель этих земель, гауф Дилхейма, а это мои друзья и соратники.
Погибель села на кровати, ловко подтянув под себя ноги. У нее были маленькие розовые пятки. Несколько долей времени она с недоверием переводила взгляд с одного лица на другое. Да, подумал Клембог, я не очень похож на гауфа.
– А я кто? – вдруг спросила Капля.
– Вы – Капля, – не растерялся Ольбрум. – Вы должны упасть в Колодец в центре мира.
– Должна?
– Конечно, – старик присел рядом с Погибелью. – Наш мир распадается. Нифель поглощает его земли. Вы, как крупица в песочных часах, лишь приближаете конец времен.
– Я ничего не помню.
– Такое бывает, – с готовностью кивнул Ольбрум. – Капли часто избавлены от памяти, посколько являются чуждыми нашему миру. Они похожи на звезды, срывающиеся с небес. Все их предназначение – прочертить дугу и уйти с небосклона, исполнив волю богов.
Хефнунг, потоптавшись, вышел в коридор и неслышно прикрыл дверь.
Клембог, оберегая плечо, сел в кресло у изголовья. Мир распадается, эхом подумалось ему. И не с кого спросить. Разве что разрыть древние могилы и добиться признания у превратившихся в прах предков.
Только ведь и они могут не знать причины.
Карраск, Эбина, Йоттиф-канас, Балимар, Дилхейм, Гуан-Кемун, Острова Тили, Панкарассор, Одынхан – кто сгинул без следа, кто едва держится под натиском нифели, от кого остались редкие, чудом уцелевшие куски.
Только Шуанди и Циваццер стояли нерушимо, и Клембог знал, почему. Обе земли находились близко к центру мира, близко к Колодцу.
Обе перехватывали Капли.
– А какова воля богов? – спросила Погибель.
– Об этом мало кто знает насчет людей, – сказал Ольбрум. – Но насчет Капель это давно известно. Капли всегда появляются в окраинных землях и, как струйки воды с края чаши бегут к ее центру, так и они стремятся к Колодцу.
– Значит, и я…
– И вы, – подтвердил старый цольмер.
Капля склонила голову.
Затем глаза ее, темно-светло-синие, гневно посмотрели на Ольбрума.
– Вы все выдумываете! Меня вовсе не тянет ни к какому колодцу! Я, может быть, здесь случайно. Или вы обманом…
– Нифель побери! – Клембог вытянул себя из кресла и подал Капле руку. – Хотите посмотреть, где вы очутились? Я покажу! Ну же!
– А я не боюсь, – щурясь, сказала Погибель и вложила свою ладонь.
Ладонь у нее оказалась мягкая и теплая. Совсем человеческая.
Боль вцепилась в плечо пастью выползня, но гауф, не обращая на нее внимания, поволок Погибель из комнаты. По коридору направо, к лестнице на самый верх, на площадку, врастающую в склон горы. Мелькнул, удивленно топорща усы, Хефнунг.
– Остановитесь, – попросила Капля.
– Почему это?
Клембог, не собираясь слушаться, пинком отворил угловую дверь.
– Потому что мне больно, – сказала Капля.
– Капле не может быть больно, – усмехнулся гауф. Он поддернул упирающуюся девушку к себе. – Вы же ничего о себе не помните.
– Но я чувствую.
Капля с неожиданной силой вывернула руку из захвата.
Они застыли друг против друга, Мрачный гауф, пытающийся удержать последнюю Башню Дилхейма, и Капля, игрой богов очутившаяся в его землях.
Прямой нос. Упрямо сжатые губы. Синь разозленная так и колет посверком его заросшее темным волосом лицо. Где вы, Тойстен Верный и Сародил Беспощадный? Что сказали бы на такое своеволие? Капля? Казнить! Четвертовать! Утопить в колодце!
Только ведь…
– Вы знаете, что бессмертны?
– Я? – Капля растерялась.
– Да, – Клембог развернулся и поставил ногу на ступеньку лестницы. – Поэтому, что вы там себе чувствуете, непонятно.
Хватаясь за веревки с боков, он добрался до наклонных створок и сбил с них щеколду. Затем здоровым плечом опрокинул створку наружу. Серый дневной свет снопом упал на ступеньки.
– Поднимайтесь, – сказал Клембог и выбрался на площадку первым.
Холодный ветер растрепал волосы.
Дрова для костра в небольшом углублении, несколько глиняных плошек, деревянный шит с упором.
Капля высунула голову.
– Подайте руку, – сердито попросила она.
Гауф наклонился.
– Пожалуйста.
Капля оказалась легкой, уцепилась за предплечье двумя руками, и Клембог почти без усилия вытянул ее на площадку. Босые ступни коснулись камня.
– Ой, холодно! – сказала Капля, пританцовывая.
– Вот, – Ольбрум снизу подал две серых накидки. – Кеюм, ты тоже надень.
– Спасибо.
Капля тут же закуталась в накидку, осторожно ступая, подошла к самым зубцам, перегнулась, посмотрела вниз. Передернула плечами – высоко. Серо-черная осыпь завивалась у подножия Башни, правее – излучина реки огибала высокий утес.
– Кеюм, – позвал Ольбрум.
– Что? – спросил гауф.
– Ты надел?
– Отстань.
– Не отстану.
Старый цольмер, покряхтывая, выполз наружу. Он вырвал из рук Клембога вторую накидку и, бурча под нос, упаковал гауфа в шерстяную ткань, стянув края накидки крючками. Клембог покосился, но промолчал.
– А если я прыгну, я не разобьюсь? – обернулась к ним Капля.
– Нет, – сказал Ольбрум.
– Все равно страшно.
– Ты лучше скажи, что за слово такое – «спасибо»?
– Спасибо? – Капля смущенно улыбнулась. – Не знаю. А вы как говорите?
– Мы говорим: «Живи долго» или «Живи счастливо».
– Наверное, откуда-то еще взяла, я не помню, – легкомысленно ответила Капля. – Кажется, это тоже пожелание. Чтобы вас спасли боги.
Клембог крякнул.
– Боги давно уже никого не могут спасти.
– Здесь красиво, – сказала Капля, выпрямляясь. – Ваш мир правда умирает?