– Не попадешь к нему, не мечтай. Трусливый он. Скорее обложится, чем тебя примет. Понимает, что загнанный зверь опаснее вольного.
– И что, много тут таких ям? – Рёрик уже примерно понял, во что вляпался, и настроение его спустилось к полу.
– Как грибов в лесу! – усмехнулся Сверре. – Во всех сидеть – не пересидеть. Пока не загнемся…В яму швыряют, если уже на волю не собираются отпускать. До тебя тут со мной благородный человек обретался, папаши прославленного сынок…И матушка у него принцесска…Еще вчера живой был. А сегодня уж нет его, как видишь. Уморили. Могли бы выкуп потребовать, ан нет, погубить им отрадней…Король, сволота, ему не сокровища нужны, а кровь наша…
– Как звали? – в горле Рёрика вдруг пересохло. При упоминании о том неведомом узнике что-то кольнуло его в самое сердце. А во рту будто появился привкус железа.
– Кого? Короля?
– Узника твоего…– Рёрик уже будто знал горький ответ. Откуда-то. Беда не приходит одна. Сначала красавица-любимая. Теперь вот и брат. – Который вчера еще живой был…
– Харальд…– не замечая перемены в лице своего слушателя, трещал Сверре. – Сдружились мы с ним. Славный человек такой. Был. Сам почти не говорил, все больше слушал, иногда улыбался. А потом занемог. Холодно здесь. Простыл, наверное. Бо кашлял долго. Хрипло так, надрывно, словно собака лает. Потом столь ослаб, что и слова произнести уж был не в силах…
– А ты не мог на помощь позвать?! – Рёрик не желал верить в услышанное, хотя знал, что Сверре говорит правду. Знал еще до того, как тот начал рассказывать.
– Да ты чего так осерчал? Звал я ему помощь. Но тут вопи – не вопи, итог один. Они будут токмо рады, если мы здесь сдохнем скорей, – Сверре перевернулся на спину, аккуратно придерживая сломанную руку.
****
День сменял ночь, а зима – лето. Так минул год, за ним – другой. И лишь в узилище царили извечные полумрак, сырость и холод. Прежде Рёрик не задумывался над тем, каково это сидеть запертым, когда полное сил тело хочет движения. Теперь размахнуться б и метнуть копье…Или пробежать бы тысячу шагов до реки…Раздеться и нырнуть в воду…Плыть до дальнего берега, пока не кончатся силы. А потом упасть лицом в песок и отдышаться. Но в этой поганой темнице едва ли развернешься.
Как это ни удивительно, но присутствие Сверре сказывалось на Рёрике положительно. Если б не болтовня соседа, в этой яме было бы совсем невыносимо. Правда, через месяц, Сверре не только развлекал, но и действовал на нервы. Замкнутость пространства обеспечивала взаимную усталость друг от друга. И все же Сверре был полезен. Он не только повествовал, помогая скоротать время, но и отгонял крыс в то время, пока Рёрик спал. Правда, Рёрику также приходилось сражаться с грызунами, пока почивал Сверре. В такие моменты оказывалось скучно. Но доносящиеся с крыльца голоса стражников также иногда могли сойти за развлечение, особенно для того, кто обладал чутким слухом и мог разобрать суть бесед. От нечего делать, Рёрик иногда слушал эти разговоры. И вскоре уже знал, чем живет каждый его страж, какие заботы и радости присутствуют в жизни безликих сторожей.
– Принимай корм, оборванцы, – послышался скрипучий голос стража, а затем показался котелок, стремительно спускающийся вниз при помощи веревки и раскачивающийся из стороны в сторону.
– Опять эта гадостная похлебка…– Сверре лениво пополз к котелку. – Вторую руку бы сейчас сам сломал себе за кусок мяса.
– Ну что, кривой, как там твоя деревушка? Отстроили свои курятники? – выкрикнул Рёрик, обращаясь к стражу, который уже собирался приставить на место доску.
– Ты почем знаешь о моей деревне? – страж завис над ямой. В его чуть скошенных глазах показалось удивление.
– Как мне о ней не знать? Это ж я. Я, говорю! Я твою захудалую деревеньку спалил! Не знал?!
– Ничего себе…– удивился Сверре, засовывая в рот отвратные ясти.
– Не лезь, – бросил Рёрик соседу тихо. А затем громким голосом продолжил беседу со стражем, который пока ничего не ответил, но прибывал в неприятном изумлении. – Ну что рот разинул? Сказать нечего? Али язык зажевал?
– Врешь, не был ты там, – возразил страж наконец.
– Вот же тупица…А чего меня тогда в ямку спустили? – Рёрик размахнулся и подкинул вверх комок земли, почти долетевший до лица молодого стража. – А я все сижу тут и думаю, узнаешь меня али нет…Ты ведь меня видеть был должен, коли бился вместе с прочей деревенщиной…Или, может, ты в лесу прятался, а не бился храбро?!
Страж хотел что-то возразить, но тут чья-то рука потащила его за локоть.
– Не разговаривай с ним, тебе же сказано было! – напомнил молодому стражнику его сослуживец. Он был старше, опытнее и имел запоминающий орлиный профиль, который придавал его облику суровости. – А ты ешь и молчи! Или воды не дам! – погрозил Рёрику орлиноносый, после чего на яму была накинута доска.
– Ну мне-то оставь там этой снеди неповторимой…– Рёрик забрал у Сверре плоскую лопатку, заменяющую ложку, и принялась поглощать противный ужин.
– Зачем ты донимаешь щенка? – полюбопытствовал Сверре, утирая усы и бороду, отросшие непомерно за время его заключения. Гадкая трапеза насыщала быстро, есть больше не хотелось. – Злой ты какой. Я вот только с врагами нещаден, а ты и этого недотепу затравить готов. То кривым его назовешь. То пошутишь над ним так, что даже я тут рдею от стыда. Теперь про деревню его понадобилось тебе вспоминать…
– Да я, вообще, не знаю, что там у него за деревня, – ухмыльнулся Рёрик, бросив ложку в опустевший котелок. – Вот помои. Кто только такую мерзость настряпал…– утерев рот, Рёрик запрокинул голову и закричал, – Э, кривой, забирай свою посудину!
– Я не уразумел, это ты спалил деревню ему или нет? – Сверре даже приподнялся на локте.
– Не, не я, его деревеньки в моем списке нет, – Рёрик улегся на спину, уложив руку под голову.
– А зачем взял на себя?! – недоумевал Сверре. – Своих грехов мало?!
– Хочу выбраться отсюда. И да, своих много. Лишнее уже не тяготит.
– Выбраться, заедаясь к этому недорослю? – усмехнулся Сверре. – Как узнал, что ему вообще что-то там сожгли?
– Услышал их разговор, пока ты спал и рот свой держал закрытым, – усмехнулся Рёрик.
– Кажись, дождь начался. Прислушайся…– Сверре обратил подбородок ввысь, полагая, что это улучшит его слух. – Вот в такую же пору и заболел твой братец…– шмыгнув носом, сообщил Сверре. – Не кручинься. Все не так плохо…Знаешь, когда я попал сюда, то тоже был печален. Но потом понял, что мне еще повезло…
– Ну да, могли и сразу голову твою окаянную отнять…
– Да что голова…Я про другое. Мы с тобой тут хоть вдвоем сидим. А как рассказывал все тот же бедолага, – Сверре снова вспомнил своего прежнего знакомого, – много здесь в казематах короля люда заморили. Кидают, к примеру, человека в яму одного. Днем говорить ему не с кем. А ночью грызуны ему уши или нос обгрызают. И спать не может, и не спать не может. А яма еще глубже, чем эта. Но меньше гораздо. В ней нельзя лечь и вытянуться во весь рост. Так и пребывать, полусогнувшись. Разве что встать на ноги да так и спать, как конь. Доверху далеко. А там над головой – настил из досок. А на доски те – землицы набросают. И единственное, что видно бывает и то на мгновение – это рыло стража, что еду на веревке спускает. А если, скажем, свиноподобный тот забудет о заключенном, то и вовсе от удушья умереть можно в эдаком земляном мешке…Но знаешь, что я думаю?..– балабол Сверре никак не мог нарадоваться, что у него появился слушатель. В обычное время Рёрик и сам любил поговорить о том да о сем, но сейчас ему было не до болтовни. Сначала потеря Вольны. Затем Харальда. А теперь еще эта поганая темница. И неизвестно, что дома делается в его отсутствие, как мать без него. – Я думаю, что нам сейчас вот такая земляная яма не грозит. И знаешь, почему? – не дождавшись ответа от угрюмого товарища, Сверре продолжил дальше, – нужны мы им пока. Но только интерес к нам пропадет – и все, считай, отпели свое. Запихнут в ту яму, из которой уж не выбраться. Никто не услышит наших стенаний, жалоб и проклятий…Так что…Если чаешь убегнуть отсюда, то поторопись.