– Вы сейчас о чем говорите? Я такого совсем не помню.
– Да про то, как начну тебе говорить, слухай и запоминай. Так ты сразу все называла бредятиной, также, как и сейчас.
– Баба Дуся, все эти рецепты и свойства всех трав, что в моей башке, это от вас?
– От кого же еще? Думаешь, Мирон тебе расскажет, как быстрее оградить себя от его затеи, Нуру в тебе поднять?
– Так, дед Мирон наверняка глядел через камень и про вас думал, и уж точно знает, что вы не немая старушка.
– Если бы Мирон мог смотреть через камень, ему бы ты не нужна была. Не дано такого Мирону.
– Баба Дуся, вчера вечером я видела, как дед пил что-то, и прям на моих глазах молодел, а потом увидела его в облике моего друга, что это значит?
– Наверно сильно копошился своими глазенками в твоей голове. Раз сумел там раскопать твоего друга.
– А как мне Максима от деда отвязать? Он как будто сам не свой. С того самого момента, как он его за водой послал, в баню натаскать. А Максим не такой послушный парень, он огрызаться умеет. А тут молча взял ведра и пошел, как блаженный, воду таскать. И всю ночь тянуло к двери и говорил: «Дед Мирон зовет, помочь ему надо».
– Этот парень – твой оберег, помни это.
– Как это?
– Там, в поле, он глядел Нуре в глаза и остался сам собой. Значит, правильно мне мать говорила: «Тот, кто увидит глаза Нуры в гневе и останется в здравии. Тот и есть оберег».
– А я могу быть оберегом? Ведь я тоже видела ее глаза там, в поле?
– Нет, на тебя она не сможет так смотреть, ты ее продолжение.
– Как же спасти Макса от глаз деда Мирона?
– Вспоминай, я тебе про это говорила.
– Ох, вы столько наговорили, что и двух лет не хватит все это перевернуть в голове. Кстати, дед Мирон думает, что хворь Светы Калкиной я от его силы распознала.
– Вот и хорошо, пусть так и думает. Придешь сегодня ко мне, как солнце начнет садиться. А камень у деда забери обязательно. Хотя думаю, он тебе сам его отдаст, нельзя ему его сейчас в доме держать. Он для тьмы сейчас опасен.
– Боюсь, он теперь поймет, что я уже кое-что знаю?
– У него сейчас время тяжелое, он силы свои теряет. Не все знает, не все чувствует. Не всегда может слышать и видеть. Постарайся его на солнце выманить до полнолуния.
– Как? Я даже представить такое не могу.
– Только одним способом ты сможешь его вывести на улицу.
– Каким?
– Когда гости твои приедут, возьми своего друга, и пойдите к большому дубу, ровно в полдень там появляется солнце.
– Вы же нам в детстве говорили, что к дубу ходить нельзя? Там черта для всех – табу.
– Тебе можно.
– И что нам там делать?
– Ты просто пойди с ним туда.
Она мне сунула в руку мешочек, сказав:
– Если решишься все же пойти, надень на своего друга этот оберег, чтобы уберечь его от гнева Мирона.
– Это опасно?
– Для тебя нет, но кто знает, как скажется сила Мирона на хлопце?
– Теперь уточните? С каким хлопцем я должна туда пойти, с Максимом что ли?
– Да нет, с тем, кто в твое сердце достучался.
Я покраснела как рак, мне хотелось сказать: «Нету такого человека, который достучался». Но баба Дуся сама ответила:
– Я знаю, что ты гонишь все мысли о нем, но он уже глубоко сидит в твоем сердечке.
– Его нет здесь рядом, он сейчас очень далеко.
– Он уже в пути.
– Значит, он приедет на день рождения?
– Приедет.
– Баба Дуся, я не хочу, чтобы из-за меня рисковал человек.
– Если наденешь ему на шею этот оберег, то ему ничего не грозит. Это сильный защитный заговор против Мирона, он не сможет его сломать днем. Но к вечеру Мирон начнет с каждым часом становиться сильнее и сильнее, и в полночь до часу ночи Нура войдет в наш мир.
– Господи, как все сложно и страшно. Особенно знать, что я мертвая.
– Поэтому делай, как я скажу. И все будет хорошо, это последний раз, когда я смогу быть полезной.
– Разве до моего рождения, не было такой возможности все это прекратить?
– А до тебя все хотели иметь такую силу и быть хранителями камня. Все искушались на его черную магию. Все хотели иметь власть и иметь камень желания. Посиди тихонько минут десять, я отвар приготовлю для твоего хлопца, чтобы его перестало тянуть к Мирону.
– Ой, я, кажется, вспомнила, что надо сделать, чтобы сила не притягивала.
– Молодец, – улыбнулась баба Дуся. – Тогда ступай, а вечером приходи одна.
– Ответите мне еще на один вопрос?
– Спрашивай.
– Кто вы?
– Я светлая сторона камня, если говорить нашим деревенским языком.
– Значит, дед Мирон – темная ее сторона?
– Да.
– А почему темная сторона действует, а светлая допустила и допускает беду?
– Потому что камень не в моих руках. Сильнее тот, у кого хранится камень. А кому быть хранителем, выбирает Нура. Я тоже родилась, как и ты, в полную луну, а с темной стороны родился в полнолуние Мирон.
– Значит, любой, кто родится в полнолуние может стать хранителем?
– По сути – да, но не каждый выдержит, слишком большой соблазн перед желанием стать выше другого, богаче другого. За долгую мою жизнь ты первая, которая отказалась и вернула камень Мирону.
– А почему вы всю жизнь молчали?
– Да потому что хранителем стал Мирон, а не я после его бабки. Это впервые случилось за долгую жизнь в истории камня. Что Нура выбрала мальчика, а не девочку. Не может мальчик быть хранителем. С того времени все пошло не так. Камень всегда передавался четко, один срок хранит темная сторона, другой срок светлая. Поэтому моя мать боялась, что Мирон сживет меня со свету, вот и научила: что бы ни случилось, я должна была молчать, пока не наступят времена, когда в деревне найдется новый хранитель. Сейчас настало то время, когда наши силы с ним равны. Или мы закроем с тобой дверь, или Мирон ее откроет навсегда.
– Блин, ну бред же все это. Наша легенда, только теперь с плохим продолжением. Это сколько же вам лет с Мироном?
Баба Дуся только улыбнулась, и добавила.
– Много, а раз бред, говоришь. Тогда обязательно сходи к большому дубу. Там найдешь один ответ из всех, что задавала. А теперь ступай, мне еще много надо сделать, а сил у меня мало. Если все же осознаешь, что все это – не шутки, то вечером приходи, когда солнце будет садиться.
– Можно еще один вопрос задать?
– Да я итак знаю, чего хочешь спросить, хотя мне ты и не веришь, но вечером ты придешь. Так что ступай.
– Хм, ладно, проверим. Захочу ли я вообще во все это вмешиваться.
И баба Дуся опять меня удивила, замахала молча руками указывая на выход, она опять стала немой бабушкой.
На обратном пути я еще раз влезла на холм и посмотрела, как за время, которое я находилась у бабы Дуси, расположилась черта деревни. В полдень только один наш дом делился на две части, одна сторона дома находилась под солнцем, а другая была в тени. Вы сейчас не поверите. Сверху глядя на деревню, картограф бы запросто провел ровную линию солнечной и не солнечной стороны деревни, если бы не одно большое «НО» – это наш дом, он один стоял на этой ровной линии, который не дал бы провести черту ровно. Дом Нади и Светы все так же стояли под солнцем. Дом деда Мирона в полной тени.
Я не знаю, что бы все это значило, но после услышанного от бабы Дуси чутье подсказало, все это неспроста.
Мне сейчас интересно, как бы вы себя чувствовали, узнав, что вы не живой не мертвый человек?
Вот и мой разум не соглашался с такой гипотезой быть – никакой.
Проходя по улице, где жила Света, я заметила полностью распахнутую в дом дверь. Обычно в это время все двери в домах уже закрыты, чтобы не впускать жару в избу. Предчувствие о плохом отсутствовало, но я все же решила заглянуть к Свете.
Света сидела под деревом за круглым столом.
– Светик, привет! – крикнула я.
Она махнула мне рукой, из дома вышла баба Матрена и шустро шла мне на встречу.
– Аринушка, милая, спасибо тебе за внучку. Глазам не верим, сама захотела на улице посидеть, и покушала немного, как ты и сказала.
– Баба Матрена, мне-то за что спасибо? Это Светка ваша молодец.
– Ох, да что ж ты думаешь, мы сами не понимаем, кто ее на ноги поднял. Ты как в дом вошла, я уже заметила, как она улыбнулась. За весь почти год ни разу никому так не улыбнулась. А сегодня сама причесалась и ночную рубаху попросила помочь снять, и даже халатик сама смогла надеть, – отчитывалась баба Матрена, пока мы шли к Свете под яблоню, где в тени дерева у Калкиных стоял круглый стол.