Отец смотрел на меня удивленными глазами, а потом обнял Макса и сказал:
– Береги сестру, сынок. Не знаю, понимаешь ли ты сейчас, в чем корень всего. Но Аринка тебе сама расскажет. Я сам мало понимаю, как мы с матерью могли так оступиться в жизни, что дочь наша стала заложницей. С твоим приездом в деревню вся жизнь пошла наперекосяк, видно, ты и правда ее оберег, раз нечистая сила стала просыпаться.
– Черт, – тихо сказал Макс. – Батя, она мне больше бы понравилась в роли жены, а не сестры.
– Тут я ничем помочь тебе не могу, – грустно ответил отец.
– Да ладно, я уже давно согласился, что она мне сестра.
– Я ведь всю жизнь был против городских, и ведь причины злиться на них не было. Но нам всем с детства внушали: городские – это наша беда. А за эти двести метров, что тащил тебя и слышал стоны, думал, с ума сойду. Так твоя боль передавалась мне.
– Пап, а ты знаешь, почему деревню ограждали от городских? Мне кажется, я догадалась.
– Да шут его знает, никто же толком так и не сказал. Но когда человеку каждый день говорят, что он дурак, он и будет дураком. Вот так и мы, раз ты говоришь, что он твой оберег жизни, значит, нас ограждали от того, чтобы в деревне не появился оберег, что будет хранить того, кто окажется в заложниках, как ты.
– Думаю, что именно так. Не зря нас по пути сюда колдовство деда Мирона в поле направило, а встречала нас там Нура. Баба Дуся сказала мне, что кто глянет Нуре в глаза и останется в своем здравии, тот и есть оберег.
Я сидела рядом с Максом, держала его за руку и рассказывала все, о чем узнала, с чего все началось, что не все еще до конца знаю и понимаю, но надеюсь на помощь одной старушки, которая поможет понять суть происходящего. Что должно случиться в ночь моего совершеннолетия? Одно я уже знала наверняка: либо моя жизнь останется на земле, либо перейдет в иной мир.
– Хрен мы тебя кому отдадим, – уверено произнес Макс. – Хотя с дедом Мироном сражаться, видимо, бесполезно, его глаза подавляют всю силу и волю. Ты давай, сестренка, узнавай получше, как этого гада одолеть можно, да я с огромным удовольствием помогу. То, что я сегодня вытерпел, так просто ему не сойдет.
– Ну вот, узнаю Максима. А то даже засомневалась, ты ли это, – смеялась я.
Мы помогли Максиму подняться. Стоя на ногах, он испытывал слабость, его качало, ноги еще заплетались. Он с улыбкой пояснил свое недомогание.
– Зато к деду точно не добегу, если он там ворожить начнет о моем возвращении.
– Сейчас домой приедем, я тебе кое-что заварю, и тебя не будет больше к деду вообще тянуть.
– А что будет, если посмотрю в глаза, если повстречаю деда?
– Ты забыл? Дед днем не ходит по деревне.
– И слава Богу. Кстати, а камень где?
– У меня, а что?
– Один раз я заметил: он с ним разговаривает, правда, на каком языке, я не знаю. Что-то бубнит, а камень будто оживает – то засветится, то потухнет. И дверь та, что открывается в разные стороны, наверняка и есть та, которую я тебе показывал и хотел замок сломать, а потом он, видно, наворожил на ноги, вот они меня и не слушались, словно кости мне переломал.
– Все может быть. Мне он сказал, что я все узнаю позже. Но думаю, ничего я от него не узнаю, он просто поставит перед фактом свершения того неизвестного, что должно случиться, и все.
Мы дошли до трактора, помогли Максу залезть в прицеп, я тоже уселась рядом. И медленно поехали домой.
Мама стояла у ворот, увидев нас, заплакала.
– Мам, ну ты чего, – спрыгивая с прицепа, произнесла я.
– Вас так долго не было, что только не передумала. С ума можно сойти, если ты идешь к деду Мирону.
– Мать, ты не переживай, я сегодня своими глазами видел, какая сильная у нас дочь. Деду Мирону силенок не хватит ее у нас забрать, – успокаивал отец маму. – Вон, погляди, как она хлопца отвоевала у деда. Немного отлежится и совсем будет здоровый.
– Здравствуйте, мама Вера, – крикнул, улыбаясь, Максим.
– Неужто в себя пришел? – удивилась мама.
– Ага, так что ты, мать, шибко не переживай больше, дочка наша тоже чудеса творить может.
– Ну, идемте в дом, накормлю вас, а то ты, отец, и пообедать не успел. Голодные, наверно, вы все?
– Не знаю, как они, а я точно голодный, вообще не помню, когда в последний раз ел, – ответил ей Максим.
– Вы идите домой, я сейчас вернусь, мне надо для Макса кое-что нарвать.
– Только ты, дочка, не долго, ведь тоже с утра ничего не ела.
– Мам, я быстро вернусь, – и побежала вприпрыжку к полю, где часто видела бабу Дусю в детстве. Я не помню, что она там делала, но сейчас была уверена – она собирала там все те травы, состав и свойства которых она потом диктовала мне. Действительно, в поле находилось большое разнообразие лечебных трав. Тут и девять сил увидела, и ромашка цвела, череда, крапива, чистотел, одуванчик, полынь. Мне нужно было десять веточек разных трав. Девять я нашла быстро, нужна была еще одна веточка – от богородской травы, другое название – ползучий тимьян или же чабрец. Его здесь я не увидела, но вспомнила, что видела его, когда шла к бабе Дусе, у самого холма он стелился по земле своими темными бутончиками, грозясь не сегодня – завтра разбросать свой сиреневый цвет и возвестить всю природу о своем цветении.
Набрав все, что мне было нужно, я пошла домой. Какое-то невероятное возбуждение и бодрость росли с каждой минутой. Казалось, еще миг, и я взлечу.
– Что-то опять неладное во мне просыпается. Тьфу, тьфу, тьфу – старательно сплюнула через левое плечо. – Это просто радость за Максима.
Глава 4
Быстро заварив весь свой урожай, я наконец села спокойно обедать.
– Сегодня и отцу покоя нет, нормально пообедать не дали, только сел за стол, за ним Юрка прибежал, трактор отцовский нужен в помощь, – рассказывала мама.
Максим сидел, оперившись спиной о стену, загадочно молчал, но внимательно разглядывал меня.
– У меня что-то на лице выскочило, что так внимательно смотришь?
– Нет, просто смотрю, какая ты красивая.
– Макс, ты не разглядывай во мне красавицу.
– Мне кажется, я впервые в жизни так счастлив. Просто жизни, тому, что у меня есть такая красивая сестра, хотя сама знаешь мое отношение к этому слову. Мама Вера, почему я не могу быть вашим зятем? Вы не знаете?
– Да откуда я могу это знать? Наверно, потому что Аринка тебя любит как брата.
– Вот же черт, как мне не везет. А мне кажется, я ее люблю не как сестру, а как девушку, в которую очень влюблен.
– Говорят, когда кажется, надо креститься, – ответила мама.
И Макс перекрестился:
– Ек-макарек, получилось! – вскрикнул удивленно он.
– Что получилось? – в один голос с мамой спросили мы.
– Перекреститься, значит, точно живой. Сколько раз пытался в доме деда Мирона это сделать – ни разу не сумел. Рука становилась мертвой.
– Кто бы мог подумать, что дед такой же злыдень, как и его бабка. А мы все ж верили, что он нас лечит. И не к врачу в больницу ходили, а к нему. А он, ирод, на нас свою порчу накладывал, подчинял себе, – говорила мама.
– Ладно, Максимка, будем еще одно средство на тебе испытывать, – подавая ему в кружке отвар из трав, подмигнув, сказала я.
– Это тоже будет ужасно, как там, у дерева? – спросил он.
– Думаю, нет, я же не волшебник, я только учусь, поэтому еще не знаю обратную реакцию. Давай, пей, если что, я рядом, только потихоньку и маленькими глоточками, чтобы доза не оказалась сильной.
– Если начну бушевать, уж заранее простите, это не я, это значит, дед Мирон сопротивляется во мне, – засмеялся Макс и глотнул из кружки настойку. А сам удивленно расширил глаза.
– Ну что? – тихо спросила мама.
– Пока не понял, но ведь не ору, значит, можно пить дальше, – засмеялся он и выпил все содержимое.
– О Господи, ты что творишь, хлопец, сказали же: пей медленно, – прокричала мама в испуге.
– Мам, все хорошо, значит, ему пьется легко. Не волнуйся.
Поставив пустую кружку, Макс молча смотрел на нас.
– Да не пугай нас, я итак знаю, что все у тебя хорошо, и не верти так глазками, чтобы мы испугались.
– Уверена?
– Еще как. Вот там, у дерева, мне было за тебя страшно, а сейчас как никогда спокойно.