– А если бы ты соврал, он бы это точно почуял…
– …Нас бы пристрелили, – лукаво жмурясь, добавил Андрей Вадимыч, который даже в столь ранний час ухитрялся найти какую-то субстанцию для опохмела.
Это ночное приключение никоим образом не остудило наш пыл: мы по-прежнему совершали ночные вылазки в курортную Ялту, умудряясь при этом не пропускать божественно вкусные завтраки, которые стряпала светлокожая + коротко стриженная блондинка Таня, про которую бдительный Эрнст всем вожделеющим превентивно объяснял: она замужем.
МАЛЕНЬКАЯ НЕПРИЯТНОСТЬ БЕЗ БОЛЬШИХ ПОСЛЕДСТВИЙ
Саша Любимов к тому времени уже свалил в Москву. Пролив здесь немало крови.
Телефоны в пансионатских номерах поставили позже, а тогда аппарат был лишь на стойке дежурного внизу. И еще один – в чудо-лифте, на случай если кто-нибудь из академиков застрянет. С первого этажа вдоль левой стороны фасада поднималась лестница. Лестничные площадки от жилых этажей отделяли стеклянные стены, в которые были врезаны стеклянные же двери. И оба этих обстоятельства, телефон и стена, едва не стоили самому харизматичному ведущему «Взгляда» жизни.
Люби, как его в ту пору звали приятели, был очень, факт, деятельным. Отправляясь тем летом с нами в Никитский, он заставил всех присягнуть на верность здоровому образу жизни, который трактовался как непременная утренняя пробежка с последующим плаваньем кролем. До завтрака, само собой. Потом уже было позволено легкомысленно бухать дешевое разливное вино, ошпаривать себя черноморским ультрафиолетом, окрашивать легкие никотином, трескать недожаренные шашлыки на набережной, практиковать незащищенный секс с полоумными студентками и делать множество других летних вещей, категорически полезных для оттачивания кармы. Но до завтрака – полчаса спорта. Хотя бы полчаса.
В первый день Александр Михалычу в джокинг-компании было единодушно отказано с мотивом «вчера же только прилетели, блин».
Любимов и Эрнст
Во второй – на основании тотального обгара конечностей.
Ну а на третий… уже по сложившейся традиции.
Любимов рассекал по утреннему саду соло, пугая глупых пернатых и полусонных ящериц. За завтраком ворчал, стебался, клеймил нас позором, обвинял в предательстве интересов гласности и перестройки, всячески хотел в Москву и требовал от нас компенсации в виде посильного участия в программе «Взгляд», что всерьёз тогда никем не было воспринято.
Лысенко и Любимов
Я совершенно не понимал, зачем надо остервенело бегать ранним утром, когда можно сколь угодно плавать днём. Тем более что вечерами все упивались так же, как в Москве, только вино здешнее было вкуснее и дешевле.
Однажды, когда мы, вернувшись с ужина, болтали, сидя на балконе, и лениво любовались огнями вечерней развратной Ялты, смешивая аромат реликтового можжевельника с ядовитым дымом болгарских сигарет «Опал», дежурный, деликатно постучав в дверь, сообщил:
– Любимова к телефону, Лысенко из Москвы.
Саша, ждавший звонка руководителя «Взгляда», ломанулся на выход. Слишком быстро. И неправильно. Траекторию не выстроил. Через мгновение раздались ужасающий грохот, немузыкальный звон, стенающий мат. Переглянувшись, мы вскочили, едва не опрокинув столик с южными яствами. Костя распахнул дверь номера. На лестнице метрах в пяти-шести от нас, покачиваясь, живописно сползал по стене окровавленный Люби: эритроциты хлестали из десятков порезов, разукрасивших двухметровую стать ведущего. Саня просто прошел сквозь прозрачную стену, взрезав, как тогда казалось, все артерии своего могучего организма раскрошенным в калейдоскопические осколки стеклом. Он шарил руками по загорелому корпусу, растерянно пытаясь перекрыть хлещущую кровь, которая превратила его полосатые шорты в алые. Ни у меня, ни у Кости в тот момент не было сомнений, что страна лишилась своего ТВ-кумира: столько красной влаги мы видели только в голливудских боевиках. Липко-красным было залито все: стена, лестница, площадка. Пара тонких багровых ниточек украсила даже потолок.
Напомню, что тайный пансионат располагался на границе заповедника, в самом глухом закоулке Никитского ботанического сада. Никакая «скорая» не нашла бы этот зашифрованный оазис за полчаса, которые были отведены пострадавшему.
У пристани, метрах в трехстах от нашего интимного пляжа, оставлял на ночь свой старенький «Москвич-423» какой-то морской человек, которому можно позвонить: «Он живёт рядом с Верхним садом», – дрожащим голосом сказал офигевший от брутального зрелища дежурный. Он же включил чудо-лифт, доступ к которому вечером был запрещен. Минут через пять-десять мы уже были рядом с сереньким латаным-перелатаным универсалом. Ждать хозяина с ключами никто не намеревался, но и грамотно вскрывать автомобили – проволокой или линейкой – никто из нас, впрочем, не умел: булыжником рассадили стекло с пассажирской стороны.
Люби, невзирая на серьёзность ситуации, продолжал с невозмутимым видом шутить:
– Не-е-е, ни фига, я сюда не сяду, там битое стекло, вдруг порежусь.
Однако нам было не до шуток. Само собой, в кино мы сто раз видели, как угонщики заводят машину напрямую, но опыта ни у кого из нас не было.
Тем же массивным образцом местной гальки, которым мы разбили стекло, я снес язычок, блокирующий рулевую систему. Разбираться с цветом проводов в темноте не было возможности; Костя отодрал все провода разом и собрал их в плотный пучок. Все включилось одновременно: стартер, зажигание, габариты… даже «дворники», по-моему.
До засыпающей Ялты домчались, как казалось, за пару минут, с почти истерическим надрывом распевая любимую тогда Сашей «We Will Rock You» группы Queen.
Переполох в приемном отделении больницы был знатный. Накладывать три дюжины швов сбежался десяток медиков: всем сестрам хотелось потрогать живого ведущего мегапрограммы. Программы, работать над очередным выпуском которой он улетел на следующий день.