Вот даже сейчас сижу на дежурстве… вот так угнетает нас Служба. И ведь служба в Системе считается тяжелой, двойной коэффициент (ну ладно, на Марсе и Луне полуторный), рабочее время не 15 часов, а столько, сколько нужно – у нас, например, получается все 40. Так бОльшую часть этого времени ты тупо сидишь за пультом, и если это не горячее дневное время – не делаешь вообще ничего. Или занимаешься личными исследованиями, на научную карьерку работаешь, любопытство удовлетворяешь. Или развлекаешься. Только спать нельзя, ну так заглотнул вигилин8 – и проблем нет.
Каждый раз, когда смотришь талантливый фильм или читаешь книгу – ты целиком под влиянием автора, ты увлекаешься, пытаешься понять его взгляд на мир… А потом это наваждение проходит, ты возвращаешься к собственному взгляду, к своей, реальной жизни. Чем бы заняться, подумал я. Можно посчитать факторы изменения веса. Я забросил таблицу, которую давно уже составлял. Но работать не очень-то хотелось. Послушаю лучше музыку. В последнее время я пропустил довольно много новинок у авторов, за которыми слежу. «Ленту», попросил я у комма, закрыл глаза для удобства и стал просматривать названия. Венский оркестр открыл сезон вечно юным Моцартом, «Три симфонии»… Венцы вообще специализируются на древности. У Второй Филармонии Шанхая две новинки, в том числе, «Космическая дуга» Сунь Хана, это интересно, это надо послушать. Или я, как любой системщик, уже болезненно-ревниво воспринимаю все, что пишут о Космосе? Легкий писк ворвался в сознание, и я с сожалением сбросил ленту.
Так и есть, мигает красным квадратик Четверки.
– Салвер-один, что у вас?
Стеклянный экран вспыхнул, на нем – озабоченное лицо инженерши Лю.
– Салвер-один, срочно нужна помощь в вакуумном.
Я поднялся, потянул медрюкзак из ящика.
– Что случилось?
– Потеря сознания. Сейчас он уже пришел в себя. Это техник новенький, Керим Мурад. Рвота…
– Покажи, – попросил я. Пациент жив, ничего срочного, надо понять, что брать с собой.
Парень сидел, согнувшись, на эстакаде, лицо бледное. Дышит, судя по всему, нормально. Медкибер уже рядом суетится.
– Выведи мне данные кибера! – попросил я. Вообще-то это все знают, Лю могла бы сообразить. Наверное, растерялась. Через секунду на мой комм потекли данные. Давление 100 на 60, пульс 84, температура 37,2, сахар 5,3, общий анализ крови – «работаю»…
Ничего страшного, кажется.
У кого сегодня готовность? У Сай. Я набрал ее комнату.
– Да?
– Сай, на Четверке ЧП, мне надо выехать.
– Мне с тобой?
– Нет. Посиди в дежурке. Там ничего страшного, обморок просто. Я съезжу сам.
– Иду уже!
Я стал натягивать скафандр.
В дежурке кто-то должен все время присутствовать. Я услышал шаги Сай в коридоре и не стал дожидаться – побежал к ангару. Историю происшествия Сай и так может прочитать, рассказывать некогда. По дороге я решал дилемму – пешком или на ровере. Триста метров – брать ровер вроде смешно, тем более, что ситуация не срочная; однако пешком я преодолею их медленнее раза в два, по открытке ходить не просто; к тому же по статистике передвижение в ровере значительно безопаснее, даже с учетом того, что дорога проложена и хорошо изучена, а метеоритная опасность на сегодня близка к нулю. Но неполадки с самим ровером случаются раз в столетие, а вот со скафандром и баллонами – значительно чаще. Пока я добежал до ангара, решение было принято. У нас на Первой ангар большой, у выхода стояло несколько готовых и заряженных машин, я выбрал четырехместный – вдруг придется везти больного к нам в стационар? Приложил ладонь к сенсору, забросил рюкзак в медленно открывшееся отверстие. Вскочил на сиденье и скомандовал «Четвертая База, полный ход», автопилот неторопливо тронул машину с места.
Я смотрел на расползание створа, космическая ночь будто ворвалась в ангар, и казалось, сейчас зальет все чернилами; смотрел на то, как позади остается шлюз, как открытое безграничное пространство окутывает ровер. Включил полную видимость. До горизонта справа тянулось бескрайнее, безрадостное серое поле, казалось, оно светится – по контрасту с окружающей бескрайней мглой, которую лишь подчеркивали игольные острия звезд. Если долго смотреть на этот серый цвет, кажется, что почва Цереры – это бумага, папье-маше, вся планета слеплена из складчатого картона.
Я перебирал версии, поглядывая на экран. Травмы не было, об этом Лю уже сообщила. Отравление? В вакуумном у нас хранятся сероводородные емкости. Сейчас ночная смена, народу мало, утечка сероводорода, плюс, допустим, скафандр негерметичный. Это может быть. Или пищевое отравление. Или инфекция все-таки – несмотря на все иммуномодуляторы, бывают вирусы, которые индивидуально пробивают защиту, а Керим недавно с Марса, кто знает, что он принес… Анализ крови готов! Лейкоциты повышены, что говорит в пользу последней версии. Заберу к нам, проведем полный скан… Все это время на краю сознания тлело ощущение: что-то не так… Что не так?
Я опомнился: да вот же! Слишком задумался, а между тем, на пульте мигает красный восклицательный знак. Массаракш, да что же такое? Что за невезение сегодня? Автопилот мягко затормозил, и ровер ткнулся в грунт. До цели еще сто пятьдесят метров, почти половина пути.
– В чем дело? – я включил коммуникатор. Машина ответила бесстрастным механическим голосом.
– Неопознанные помехи ходовой части. Диагностирую. Движение не может быть продолжено.
Я застонал. Так не хочется тащиться с рюкзаком по открытке…
– Уточни, какие помехи? – спросил я.
– Самопроизвольное срабатывание стартера. Компенсирую.
Что это значит? Я попытался вспомнить матчасть ровера – но к сожалению, из головы все вылетело, а искать сейчас в комме схему и разбираться… проще уж пешком дойти. Но что там может случиться? Ерунда какая-то.
– Продолжай движение, – велел я. С роверами никогда ничего не случается. Это тачка на колесиках, что с ней может произойти? Теоретически там, конечно, есть аккумулятор, но даже при его взрыве… Машина резко дернулась. Мне стало не по себе.
– Стой! – приказал я. Автопилот не отвечал, ровер мелко трясся, видимо, раздираемый противоречивыми приказами. Я ударил по кнопке аварийного открытия. Но колпак не шевельнулся. Да что же за невезуха на ровном месте, тоже лекарь – не может два шага до больного сделать!
Надо подождать пару секунд, все выправится само. Машине нужно время. На пульте мигали уже с десяток кругов и восклицательных знаков. Похоже, с ровером что-то серьезное. Я снова попытался открыть дверь. Повернулся обратно к пульту и вначале ощутил первый мощный толчок – меня подбросило к потолку, а потом пульт передо мной стал выпучиваться, лезть прямо в лицо, я отшатнулся, и тут же – мощный удар, меня выдрало и понесло куда-то – и накатила тьма.
Потолок надо мной состоял из серовато-белой плитки, усыпанной точками вентиляции. Где я видел этот потолок? Да у нас же, на станции. Я дома. Ничего не болит, но двинуться невозможно. На правом плече два насоса что-то качают в кровь. Я слегка повернул голову. Темная фигура рядом шевельнулась. Кристи…
– Стани? Ну как ты?
– Нормально, – сказал я.
– Пить хочешь?
Она сунула мне питьевую трубочку в зубы. Постепенно я восстанавливал события в памяти. ЧП на Четверке… ровер… взрыв.
– Что… это было? – я выпустил трубочку. Кристи обтерла мне лицо салфеткой.
– Авария, очень странная. Взрыв аккумулятора, вроде и не страшно, только мотор пострадал, но нестандартно сработала катапульта. Тебя выбросило из кабины и сильно приложило о камень. Плюс дегерметизация скафандра. Хорошо, что ты был не так далеко от цели.
– Сейчас… какой день?
– Шестнадцатое, десять часов вечера. Ты почти сутки был без сознания. Стани, мы не можем тебя восстанавливать здесь. Скоро придет транспортник на Марс. Мы вызвали нейрохирургов.