– Тогда надо успеть до утра, пока не пришли сотрудники. – Виктор бросил взгляд на руку, где на коже высвечивалось время, температура тела, сердцебиение, давление и глюкоза крови.
– Успею.
Филипп уложил на металлический прозекторский стол тело дочери, надел на её голову шлем в виде перекрещивающихся обручей, активировал его. Несколько тонких лазерных щупов буравчиками проникли в череп, считывая и записывая информацию на прикреплённую кассету. Теперь здесь вся Ксюшина жизнь: её память, привычки, знания…
Большой прямоугольный резервуар из прозрачного небьющегося стекла, с пучками кабелей и трубок, стоял на прочной подставке посреди зала. Виктор последовательно подсоединил компьютеры, кислородные трубки, генератор для экстренных случаев при перебоях с электричеством, закачал питательную жидкость. Развернул перед собой большой экран и задал программу.
– Всё готово, – доложил он.
– Бог да поможет мне, – прошептал Филипп и вставил контейнер в паз на панели резервуара.
– Всё в порядке, шеф, – оторвался от экрана Виктор. – Через девятнадцать дней, одиннадцать часов, тридцать две минуты и пятнадцать секунд процесс будет завершён. Лишние эмбрионы потом удалим.
Он поднялся с кресла и протянул пустую жестяную банку из-под сладких шариков «Сахарное облачко».
– Вот возьми, нашёл у кого-то… Тебе помочь или сам?
– Сам… – Филипп ссутулился, глаза потухли, он как будто постарел лет на двадцать. – Спасибо, дружище. Я теперь по гроб твой должник.
Он шёл позади электрической каталки с лежащим телом, завёрнутым в простыню, она заменила Ксюше погребальный саван. Спустился на лифте в прохладный подвал, где находилась кремационная печь для сжигания биологических отходов. В зеркальных её боках Филипп увидел своё отражение в забрызганном кровью комбинезоне, каталку с белым коконом. Переложил тело на выдвижную платформу, развернул складки простыни, поцеловал белый лоб и волосы. Прошептал: «До встречи, доченька!» – и нажал кнопку на панели управления.
Сорок минут, пока работала печь, он сгорбившись сидел на полу, отключался на несколько секунд и вскидывал голову, не понимая, как тут очутился и что происходит.
Пепел, оставшийся от тела, Филипп ссыпал в металлический цилиндр, плотно завинтил крышку. Ксюша очень любила эти шарики, всегда просила покупать в магазине…
Вернувшись в шестой зал, Филипп застал крайне встревоженного заместителя у прозрачного экрана компьютера. Страх ударил в ноги, они стали ватными и слабыми.
– Что случилось?!
– Искусственный интеллект остановил процесс, зародыши погибли, – сказал Виктор, – в программе есть блокировка на полностью человеческие ДНК. И ещё… обнаружено изменение структуры. Посмотри.
Он вывел на экран молекулу, пальцем очертил повреждённые участки.
– Генная мутация.
– Да какая мутация, не может быть! – задохнулся Филипп. – Идентифицировать!
Запустилась программа идентификации, определившая генетическую мутацию, которая вызывала тугоухость и потерю зрения. Он всё понял мгновенно: если даже они смогут отключить блокировку, искусственный интеллект будет браковать эмбрионы, не давая им расти.
В этом случае остаётся клонирование переносом ядра в яйцеклетку и подсадкой эмбриона в искусственную матку (таковая имелась в отделе терапевтического клонирования) или в тело суррогатной матери. Но ни одно, ни другое невозможно – нет у Филиппа в запасе двухсот восьмидесяти дней, не сможет он представить миру новорождённую Ксению.
– Защиту снять нельзя, – сообщил Виктор, – через десять минут об этом будет знать вся компания. Я сожалею, шеф… выхода нет.
Бледный Филипп рухнул в кресло:
– Выход есть всегда. Не пропускает человеческую ДНК, так мы заменим повреждённые участки на имеющиеся у нас гены животных и сделаем то, чем и занимаемся с тобой двадцать пять лет. Здесь ошибки не будет.
– Да ты что?.. – простонал Виктор, и по лицу будто судорога прошла. – Филипп, не горячись, подожди!
– В этом-то и дело, что ждать не могу – время работает против меня. И не пытаться воскресить дочь тоже не могу, иначе Лика изведёт себя чувством вины. Это будет наша Ксюша, почти такая же. У неё будет чуткий слух, как у собаки, и кошачье зрение. Мы сделаем первого человека-ксенобота.
***
Над отсечением изменённых генов и присоединением новых корпели дольше обычного, до утра не отрывались от микроскопов, страшась совершить ошибку.
В половине девятого коридоры и лабораторные залы загудели, зазвенели людскими голосами, наполнились смехом и разговорами.
Филипп спохватился и отправил Виктора домой:
– Спасибо, старина, поезжай отдыхать. Дальше я справлюсь.
От нервного напряжения и бессонной ночи разболелась голова, в теле чувствовалась слабость, как после болезни. Филипп подумал, что и Лика в эту ночь не сомкнула глаз. Касаткин взял со стола гибкий мобильный телефон и увидел десять пропущенных вызовов.
Лика сняла трубку сразу:
– Боже мой, Фил, почему ты не отвечал? Я с ума схожу от неизвестности… Ну как, получилось?
– Получилось, а как же иначе. Меньше чем через три недели наша доченька будет дома, с нами… Лика?.. – Он услышал, что жена плачет. – Всё будет хорошо, обещаю.
– Спасибо тебе. Я бы не смогла жить с таким грузом вины, – всхлипывая, призналась Лика. – Закрутилась по дому и забыла приглядывать за Ксюшей.
– Не надо себя казнить, моя Милая. Я буду ночевать в лаборатории, пока всё не закончится. Позже позвоню ещё, – шепнул Филипп, свернул экран и, привалившись к спинке кресла, прикрыл утомлённые глаза.
Внезапно его пронзил страх, что дверь шестого зала осталась открытой. И наверняка кто-нибудь из любопытных лаборанток уже изумлённо таращит глаза на резервуар и экран компьютера с растущим человеческим эмбрионом. Филиппа бросило в жар, он мгновенно вспотел в своём тонком комбинезоне. Сорвался с места и побежал по коридору, расталкивая встречных.
К счастью, зал оказался закрыт, биометрический замок мирно помаргивал диодом. Воровато оглядевшись по сторонам (хотя чего опасаться ему, заведующему лабораторией), приложил к считывателю ладонь.
Всё спокойно. Питательная жидкость в резервуаре насыщалась кислородом, мелькал цифрами таймер обратного отсчёта времени. Эмбрион рос, у него билось крошечное сердечко и появились зачатки конечностей. К концу третьих суток плод должен закончить «внутриутробное» развитие и стать новорождённым ребёнком.
Филипп прикоснулся к голографическому экрану, погладил пальцем червячка с большой головой.
– Расти, Ксюшенька…
Работа не ладилась, воспринималась как помеха тому важному делу в шестом зале. Больше всего хотелось лечь на кушетку, принесённую добрым Виктором, прижаться щекой к подушке и уснуть, просыпаясь время от времени для того, чтобы бросить взгляд на экран.
– Филипп Адамович, у меня нет слов! Какое несчастье! – Раскинув руки, к Касаткину шёл директор, высокий, чуть полноватый мужчина с мясистым носом и седеющими волосами. – Примите соболезнования от всего нашего коллектива. Это ужасно, когда погибают дети!
Ошарашенный Филипп позволил себя обнять. Мысли неслись галопом: как узнали?!
Вокруг стало очень тихо. Враз, как по команде замолчали коллеги, побросали работу, уставились на Филиппа круглыми глазами. Видеть их вытянувшиеся лица было невыносимо.
– Вы зачем пришли? Идите домой, неделю можете не появляться на работе, – вытер глаза платочком директор.
– Нестор Владимирович, вас неверно информировали. У Ксении была клиническая смерть, но её спасли.
– Спасли? Как так? А мне сказали… то есть, слава богу, что девочка жива! Уф, чуть инфаркт не случился!
– Прошу прощения… – Филипп невежливо повернулся спиной и ретировался в свой кабинет, закрылся на замок. Чёрт бы побрал этих болтливых реаниматологов!