Вторая половина ноября 2015 года
На следующий день после этого неприятного инцидента Емельян пришел на работу в плохом настроении. Он уже год работал в отделе дизайна и рекламы в «Нефтьпроме», и печаль накрыла его не только из-за конфуза с Аделью. Емельян в который раз поймал себя на мысли, что снова занимается чем-то не тем, тратит свою жизнь впустую. Сначала он был очень воодушевлен, первые месяцы Арнольд постоянно отправлял его на разные форумы и конгрессы, но постепенно художник и здесь начал чувствовать некоторое разочарование. Ему казалось, что его талант дядя не ценит, ведь тот, посылая его в командировки, руководствовался отнюдь не стремлением развить художественное дарование племянника. Все эти поездки организовывались только для того, чтобы муж не мешался под ногами, пока нефтяник ухаживал за его супругой.
Емельян понял, что дизайнер и художник – это совершенно разные вещи. Да, работать в крупном холдинге дизайнером было престижно, однако молодой человек все чаще ловил себя на мысли, что настоящее счастье ему способна принести лишь работа художника, который не технические задания выполняет, а пишет то, что льется из его души, из его сердца. Когда работа перестала его удовлетворять, Емельян начал работать хуже и все чаще позволял себе приходить с опозданием. А иной раз он и вовсе прогуливал работу, рассчитывая, что дядя будет закрывать глаза на эти проступки племянника. Не далее, чем вчера, Емельян на рабочем месте не появлялся, потому что был у Адели. А сейчас он пришел на работу в расстроенных чувствах и тут же узнал, что его вызывает к себе Абаджваклия. Щукин испугался, что речь пойдет о том, что случилось в квартире у Снегиревых. Впрочем, зайдя в кабинет руководителя холдинга, Щукин по взгляду дяди догадался, что тот не в курсе его любовных похождений, и что речь пойдет совсем о другом.
– Емельян, я дал тебе еще один шанс: попробовать себя на другом посту. Но, по-моему, ты просто не хочешь работать.
– Дядя, я понял, что я… – Емельян замялся, – я в большей степени вольный художник, чем дизайнер. Мне больше нравится творить то, что я чувствую своей душой, а не выполнять задания…
– Тебя никто тут силой не держит. Если не нравится, уходи, – отпив чай, отрезал глава «Нефтьпрома».
Емельян захлопал глазами и с тревогой посмотрел на Абаджваклию.
– Емельян, ты уже взрослый человек, пора научиться принимать решения и нести за них ответственность! Да, квартиру я у тебя заберу, если ты уйдешь из холдинга. Но ты и на улице ведь не останешься, у тебя есть студия на крыше дома, в которой можно жить. Насколько я знаю, ты и так сейчас живешь в студии. Решай сам. Но учти. Я не готов терпеть такого неорганизованного человека в числе моих подчиненных, даже если этот человек мой племянник. Ни дисциплины, ни ответственности. У меня нет ни одного сотрудника, который бы так безответственно относился к своим обязанностям. Ты можешь вспомнить хоть один день, чтобы я пропустил работу? Нет? Я тоже такого не помню. А ты за эти полтора года, что работаешь у меня, уже раз двадцать куда-то отпрашивался, а еще раз пятьдесят вообще не являлся без объяснения причины. «Нефтьпром» – не та организация, где подобное поведение может сойти с рук, хотя такое не должно сходить с рук нигде. Поэтому, если ты хочешь остаться, ты должен стать ответственным и дисциплинированным. Подумай неделю и скажи мне, продолжаешь ли ты работать у меня или ты увольняешься.
Емельян пришел в смятение после этой беседы. Прежде он надеялся, что Арнольд к нему всегда будет относиться снисходительно, дарить ему подарки и платить зарплату за красивые глаза, будет сквозь пальцы смотреть на его прогулы. Теперь получалось, что несмотря на родственные связи от него требовали того же, что и от других сотрудников холдинга. Работать кое-как спустя рукава под боком у Арнольда не получится.
По-настоящему Емельяна в «Нефтьпроме» держало только одно – зарплата. За год работы в рекламно-дизайнерском отделе художнику уже удалось скопить кое-какую сумму. Но, не смотря на хороший доход, он каждый день чувствовал, что время, которое можно было бы использовать для творчества, он тратит на вещи, которые ему абсолютно безразличны. Прав был Арнольд и в отношении дисциплины. Емельян и сам ощущал, что он не создан для офисной работы: он просто не мог с девяти до восемнадцати сидеть в офисе. Молодого человека постоянно тяготило, что он не мог заниматься тем, чем ему хочется. Дизайн только казался творческой сферой, а на практике все сводилось к рутинному выполнению поставленных задач. Коллеги его недолюбливали, он так толком ни с кем и не сошелся за все время работы в отделе, его непосредственный начальник был с ним строг и тоже не любил его из-за того, что Емелю тут держали только по прихоти Арнольда.
Емельян всю жизнь мечтал о художественной студии, и вот, Арнольд, словно угадав его желание, подарил ему этот волшебный мир с окном во всю стену. И хотя Емеля был уверен, что Арнольд этим подарком просто заглаживает вину перед племянником, у которого он увел жену, Щукин ни за что бы не согласился расстаться с этой прекрасной мастерской. Но график работы практически не позволял художнику использовать студию по назначению и творить в ней. У него просто не оставалось на это времени и сил. А как здорово было бы днями напролет писать там картины. Емельян мечтал, что он мог бы нарисовать все то, что открывается его внутреннему взору. Он рисовал бы портреты и пейзажи, исторические сюжеты и современные абстракции, творил бы в жанре импрессионизма и беспредметной живописи, иногда возвышаясь до сюрреализма. В конце концов, Емельяну удалось убедить себя, что не в деньгах счастье, ведь даже дядя-олигарх то и дело твердил об этом. Надо было делать выбор в пользу творчества, в пользу искусства, а не в пользу монотонной офисной работы, пусть она и осуществляется с использованием графических редакторов, создающих лишь иллюзию творческой работы.
Емельян боялся лишиться стабильного заработка, уйдя из «Нефтьпрома», но с другой стороны, у него же были кое-какие накопления. К тому же он верил, что в случае крайней нужды Арнольд не оставит его без помощи. «Ведь дядя же оценил мой талант. Этим разговором он сам дал мне понять, что я не должен тратить время в офисе, а вместо этого мне нужно, наконец, заняться искусством по-настоящему. Я буду организовывать выставки и продавать картины. В случае чего Арнольд проспонсирует мои первые выставки, а потом, когда я стану знаменит, мне уже ничего больше не придется просить у дяди». Наконец, Емельяну удалось убедить себя, что ничего страшного не случится, если он покинет «Нефтьпром» и, наконец, займется тем, о чем всегда мечтал.
* * *
Через неделю Арнольд с улыбкой выслушал слова племянника, который объяснял, почему он не может продолжать работу в «Нефтьпроме».
– Скажу честно, я не понимаю твой выбор, но я уважаю его, поскольку ты сделал его сам. Ценю это. Да, я с большим удовольствием организую твою выставку, о которой ты упомянул. Как раз, проведешь мне экскурсию, расскажешь что-нибудь про живопись. Откровенно говоря, в вопросе изобразительного искусства я – абсолютный ноль.
Емельян испытывал огромное облегчение и был счастлив, он понимал, что вот теперь-то, именно сейчас, и начинается по-настоящему новый этап в его жизни. Он ощутил настоящее блаженство, когда стало понятно, что Абаджваклия одобряет его решение уйти из холдинга и заняться творчеством, ни на что не отвлекаясь. Но Арнольд не торопился отпускать племянника из своего кабинета, где они по традиции пили чай со сладостями.