– В том-то и дело, что нам, как и всем здесь, не нужны деньги. Для нас журналистика это своего рода отдушина. Она помогает читателям и нам самим отвлечься от повседневной неподвижности.
– Отлично! Очень рад за вас и ваших читателей. Но мне помогает отвлечься вкусный ужин в уютном кафе. А для этого по-прежнему нужны деньги.
– Выходит, вы так и не смогли принять здешних ценностей?
– Например, каких? Дожидаться второй кончины в мучительных размышлениях, будет ли она вообще?
– Вам не кажется, что вы слишком утрируете и прямо-таки изо всех сил пытаетесь всё очернить?
– Нет. Я же покойник. А они, как известно, самые подлинные реалисты. По крайней мере, мне так казалось до встречи с вами.
– Каким вы видите своё будущее?
– Ну, хоть вы и уличали меня в пессимизме, до конца лета я рассчитываю дослужиться до повышения.
– Интересно, и что оно за собой повлечёт?
– Ничего кардинально нового, но пара приятных мелочей в виде свеженького костюма апельсина, работы в торговом центре, а не только на улице и повышения оклада будут очень кстати.
– У вас очень скромные планы на будущее. Или костюм апельсина для вас действительно значимая цель?
– Вы так недоверчиво к этому относитесь, потому что никогда не работали в этой сфере. Овощи у нас – это низшая каста, а апельсин – это совсем другой уровень… удобный костюм, фотографируются все, вокруг сплошь детские улыбки…
Нам, наверное, пора закругляться, а то одно опоздание – и не видать мне в обозримом будущем никаких повышений.
– Хорошо, тогда последний вопрос. Что могло бы стать вашим призванием в этом мире?
– Страдание.
Вот так неожиданно и закончился наш разговор с самым неоднозначным жителем Воскресенского. Пожелаем ему удачи в его начинаниях и внутренних сил для поиска себя и своего места.
А следующий номер «По ту сторону» читайте уже через неделю.
Призвание
14.07
В одном я им соврал: в тот день у меня был выходной. Но это же не значит, что я должен был потратить его целиком на разговоры с этими журналюгами. Да и о чём, собственно, говорить?
Чем больше времени проходит после, тем сложнее наполнять смыслом события или их отсутствие.
Мне до сих пор не понято, на кой я им сдался. Хотя, учитывая, что на нашем кладбище, или, как сейчас стало модно говорить, некрополе всего лишь несколько десятков недо- или переумерших (уж сам не знаю) чахликов, из которых только около половины более-менее разговорчивых, рано или поздно я был обязан попасться в лапы к этим недобитым писакам.
Нет, в целом, братья Слизнёвы – неплохие ребята, просто лезут куда попало и выглядят жутковато. Последнее кстати, как видимо и то, что они оказались в числе неупокоенных задохликов, следует из первого.
Во времена своей догробной жизни они были честными журналистами-правдолюбами и разъезжали по провинции, обличая произвол и бесчинство местных власть имущих. Один из регионов они стали посещать особенно часто: уж больно скверные там творили делишки, а инфоповоды в СМИ лишь ненадолго меняли общую картину.
Журналистские расследования в наше время – дело не очень благодарное и крайне опасное, но Слизнёвы, взяв на себя нелёгкий долг служителей народа, продолжали наседать на негодяев, вскрывая всё новые и новые факты. Объясняя журналистам, что так делать не надо, группа ответственных за профилактические беседы людей явно перестаралась. Так братья и оказались здесь, на Воскресенском.