– Разве он холост?
– Теперь женат, но жена его тяжело больна, и говорят, не протянет и месяца. Он уже во всеуслышание объявил, что подбирает себе новую партию.
– Боже мой, какой цинизм!
– Елена Николаевна, милая, увезите меня в Москву, подальше от этой угрозы!
– Я рада, Варенька, помочь тебе. Да ведь без графа мы этого не решим. Одно дело – погостить, а так… И в Москве тебе может быть скучно.
– Да веселье это мне здесь вот как надоело! Пустой, глупый, пошлый шум. И этот страшный человек всё время кружит рядом.
– Варя, детка, рада бы я помочь тебе, да только могу-то я немного. Сама вот чувствую – запутаюсь здесь. А всего несколько дней прошло. Дома как-то всё было понятно, всё на своём месте.
– Вот и надо домой! А я с Вами. Ой, Елена Николаевна, вы не подумайте… Простите меня, гостите, сколько хочется! Какая же я неловкая и дурная! Только потом, когда решите домой…
Елена Николаевна улыбнулась и погладила Варю по рукам, которыми та помогала себе извиняться и упрашивать, то прижимая их к своей груди, то беря собеседницу за руки.
– Варенька, папенька твой не отпустит тебя в Москву. Тем более, если решил выдать тебя замуж. А надобно посмотреть вокруг, нет ли партии другой, подходящей и тебе не противной. И маменьку уговорить на это. Вы дружны с нею?
– Мы ладим, она добрая женщина. Только вот… она дама светская, ей нравится это всё. Матушка ни о чём трудном задумываться не любит. Сколько помню, она всегда погладит меня по голове и скажет: «Иди, деточка, поиграй». Со мной всё больше няня была. Она всему научила, и книгам, и музыке, и про людей много рассказывала. Она раньше была дворянкой, а потом они обеднели. Она в город приехала и стала в гувернантки наниматься, а потом уж и в няньки. У нас она уже старая служила, а года три, как умерла. Она на Вас чем-то походила.
Елена Николаевна всё поняла об этой девочке. Варенька при живой матери лишена была настоящей материнской любви, совета, дружеского участия. Её развитый ум искал себе пищи, и не находил её в кругу безсодержательных людей, коими был полон дом её отца. А чуткое её сердечко всё понимало, но никому не могло поведать своей удивительной природной мудрости и тепла.
Елене Николаевне хотелось отвлечь девушку чем-то хорошим, и она спросила:
– А ты видела ту пару, с которой я разговаривала сейчас? Ты знакома с ними?
– Да, я их видела, – ответила Варя, – они мне понравились. Но я прежде не встречала их, в нашем доме они точно прежде не бывали.
«Теперь я понимаю, почему», – подумала Елена Николаевна. Ей пришла мысль, что, может быть, не графы С. редко приглашали её отца, а он сам не стремился часто бывать у них.
– Варюша, а давай мы с тобою завтра пойдём вместе в храм. В какой-нибудь поменьше, где людей не так много. Постоим, помолимся. Господь все наши чаяния услышит и не оставит нас.
– Ой, пойдёмте, Елена Николаевна! Как Вы хорошо это придумали! Я люблю ходить в церковь, няня меня часто водила. А папенька на праздники только выезжает, когда народу много. Свечки дорогие ставит, а до конца никогда не стоит. А в толпе ни о чём не подумаешь. Только и слышно, как да кто шепчется, о всяких пустяках, будто на балу. У нас дома на Пасху много народу бывает, маменька тогда бедным всем куличи раздаёт и каждому яичко. А детям пряник. Этот Воронков всегда тоже там толкается. Как-то женщина подошла, молодая, такая милая, и ребёночек у неё крохотный совсем. Маменька ей гостинец дала, а этот и говорит: «Приходи ближе к вечеру к моему дому, получишь больше!» И так противно усмехается. Женщина ушла, а маменька говорит: «Что Вы, князь, в самом деле, и праздник великий какой, а Вы всё своё!» А он смеётся и говорит: «С кухарки и в праздник не убудет!»
– Не боится, видно, Бога, князь ваш. Ладно, Варенька, пусть их живут, как хотят. Давай-ка спать пойдём, а наутро встанем пораньше, да и отправимся.
Варенька расцеловала Елену Николаевну в обе щёки и, пожелав спокойной ночи, выскользнула из комнаты.
Елена Николаевна уснула не сразу, много мыслей требовало своего места и решения. Но, наконец, они отступили перед законным хозяином ночного времени – сном. А утро настало ясное, светлое. Солнце озарило всё кругом ро-вным весёлым светом, так что нигде лишней тени не было. Всем поровну, всем по справедливости. «Вот так солнце светит равно и добрым людям, и дурным. Надобно и нам как-то с ними рядом мириться» – думала Елена Николаевна.
* * *
Маленькая старинная церковка, в которую пришли они с Варей, была белая и чистая, и вся уставлена букетами свежих веток яблони, сирени и цветов. Две старушки хлопотали в свечной лавке, старый дьячок вполголоса читал. Трое прихожан, должно быть, семья, подходили к иконам и расставляли свечи. Муж, жена и девочка лет десяти. Ставя поблизости свечу, Елена Николаевна услышала, как мужчина говорил своей жене, держа её за руку:
– Вот, Машенька, помнишь, как мы с тобой пришли сюда когда-то? Ты такая красавица, таких невест я не видел.
– Двенадцать лет, Фёдор Иванович, двенадцать лет…
– А я бы с тобой, душа моя, снова и снова венчался!
Он потянулся губами и нежно поцеловал жену в висок. Она смущённо прошептала:
– Ну, что ты, Федя, в храме-то…
Елена Николаевна поспешила отойти дальше и, расставив все купленные свечки, стала подле окошка. Варенька шептала молитвы возле иконы Святой Варвары. Елена Николаевна подумала о девушке, о её страхах и опасениях, и от всего сердца пожелала ей счастья. Мысли о счастье увлекли её, она стала думать о себе самой. Эта пара с их тёплыми словами и воспоминаниями всколыхнула в ней все переживания и чаяния, которых она старалась не замечать в себе, чтобы не расходовать силы, нужные на более важные, как она считала, дела. Но вот расклеилась! Уже и слёзы закапали сами собой.
«Господи, как хорошо так жить! Как бы и я желала вот так венчаться в тихой церковке с хорошим человеком, и после так же нежно помнить об этом всю жизнь!»
Когда Елена Николаевна выходила замуж в первый раз, венчание запомнилось ей меньше, чем сами хлопоты перед свадьбой, званый обед и ужин, веселье и радостное трепыхание вокруг. Оттого ли, что была она тогда молода? Или оттого, что в тот раз она только переходила из одного счастья в другое; из беззаботной, радостной юности к благополучной и доброй семейной жизни?
Теперь же было всё иначе. Она одинокая, не очень уже юная женщина, лишённая какой бы то ни было поддержки в жизни, давно не слышавшая нежных и тёплых слов. Вот так, на ушко, как эти двое, благодарные Богу и жизни, и счастливые.
Елена Николаевна чуть вздрогнула от неожиданного движения возле себя. Рядом прошёл какой-то господин в тёмном костюме, держа на согнутом локте лёгкий плащ и в руке шляпу. Должно быть, какое-то время он стоял у неё за спиной, возле Николая Угодника. Идя назад, к выходу, поравнявшись с Еленой Николаевной, он поклонился ей, как знакомой. Она поклонилась в ответ, но, видимо, на лице её было недоумение.
– Лихой Георгий Иванович. Мы были представлены у графа С. А Вы – Елена Николаевна Долинина, верно? Гостья моего друга, графа.
– Добрый день. Простите, запамятовала. Было так много гостей…
– Это ничего, мы ведь только один раз виделись, но не беседовали. Простите меня за вторжение в таком месте.
– Ничего, я уже собиралась уходить.
Елена Николаевна и в самом деле хотела выйти на свежий воздух, чтобы успокоиться и обветрить заплаканное лицо.
– Простите, я несколько не в форме. На меня церковь всегда так действует… Здесь что-то особенно щемящее.
– Это хорошо, что так действует. Душа чистится, значит, душа не коснеет в своей греховности, а все мы грешны. Этот храм очень благодатный.
– Да, нам с Варенькой тоже очень здесь нравится.
– Варвара Павловна здесь? А я и не заметил. Как-то сразу увидел Вас и…
Он развёл руками, словно желая показать некую безпомощность. Но глаза его не были безпомощны. Он смотрел на Елену Николаевну так, будто знал наизусть весь диалог, который должен между ними произойти. Вообще, у неё сложилось странное впечатление какой-то определённости, чего-то состоявшегося.