Опять появились шоколадные пудинги. Ходили, смотрели. Я тоже сидел и смотрел на них. Ушли, ничего не сказав, ничего не сделав. Наверное, всё-таки это зоопарк. Тогда почему не видно других животных? Мамочка, забери меня отсюда, пожалуйста. Где же ты? Сердце замирает, и опять текут слёзы. Когда же это кончится?
Попадая в чужую страну, не зная языка, всё равно чувствуешь себя среди своих. Люди думают так же, как ты, и значит с ними можно объясниться. Как договориться с большим и сильным пудингом? Надо показать, что я выше, чем медведь. Объяснить им, что знаю кое-что об устройстве Вселенной: Солнце, вокруг него движутся девять, нет, десять, нет, всё-таки девять планет, наша третья, третья от Солнца. Надо им это рассказать, можно нарисовать.
Если бы со мной был ещё кто-нибудь, было бы легче. Может быть, наш мир исчез, взорвался, и больше нет никого, остался один я во всей вселенной. Опять слёзы. Как жаль себя.
Появилась еда. Может, объявить голодовку? Я и так страдаю, а голодным это будет просто невыносимо. Такой потрясающий аромат. Вкуснейшая лапша. Съев половину, я сообразил, что из лапши можно сделать спасительный рисунок. Я стал выкладывать на полу барельеф из теста. Это занятие меня так увлекло, что, подняв голову, я вздрогнул, увидев рядом своего мучителя. У меня неплохо получилось: Солнце с лучиками, девять кругов-орбит, вместо планет я уложил кусочки картофеля, а Землю отметил морковкой. По-моему, инопланетянина заинтересовал мой рисунок. «Я хочу домой!» – закричал я, тыкая пальцем в морковку. Постояв ещё немного, наблюдатель исчез. Он понял, он отпустит меня. В этом не может быть никаких сомнений. Сейчас он расскажет своим, что я такой же, как и они. Они же не станут держать в клетке брата по разуму. Они пригласят меня к себе в дом или поведут прямо к правительству (кто у них там: сенат или король). Извинятся. Я стану героем. С этого момента начнётся новая эра в истории человечества.
Так было приятно лежать на мягком тёплом полу. Чувство глубокого удовлетворения владело мной. Я сделал то, что должен был сделать человек. Медленно темнело. Я, засыпая, мечтал о судьбе вселенной. Мне приснился солнечный берег и тихое прозрачное море. На пляже отдыхали люди, и я был каждым из них: и всей командой, играющей в мяч, и маленькой, задумчиво улыбающейся девочкой, стоящей у края воды и накручивающей на палец длинный локон. Я был всем этим счастливым и радостным миром, который вдруг вздрогнул, покачнулся и полетел в чёрную бездну. Меня, как волной, накрыл ужас, но это не был обычный страх, скорее трепет перед чем-то (или кем-то) великим. Ужас и восторг. Я проснулся.
Моё нынешнее жильё преобразилось. В углу стояли стул и стол с завтраком, и большая кровать, из-под которой нагло выглядывал белый с розовым цветочком эмалированный ночной горшок. Что это могло значить? Понимать ли мне появление мебели как знак примирения, или они хотят показать, что мне не стоит суетиться и убеждать их в своей разумности, они и так всё прекрасно о нас знают, если уж им известно, на чём мы привыкли спать. И значит я всего-навсего медведь для зоопарка, и нет никакой надежды на спасение. Я вспомнил, как совсем недавно мечтал о встрече двух цивилизаций и услышал истерический хохот. Это смеялся я, упав навзничь, раскинув руки и глядя в тусклое белое небо, я хохотал и не мог остановиться. Через некоторое время со смехом вышло из меня моё отчаяние. Я вдруг успокоился и пошёл завтракать.
Я лежал на кровати и смотрел в бледно-жёлтое безмолвие. Может, это всего лишь декорации. Если бы я был не один. Любой человек рядом с тобой заставляет быть активнее. Ты начинаешь спасать его, спасая себя. Надо что-то делать. Я вскочил на стол и ещё раз попытался достать до потолка. Стена уходила в самое небо. Попрыгав немного на столе, я опять улёгся на кровать. Странно, но тогда я не думал о том, что будет, если я вырвусь из этой прозрачной клетки. Что ждёт меня за упругим стеклом? Ведь там чужой, неизвестный мне мир, который, по существу, та же клетка, только больших размеров. Я не встречу за этими стенами людей, я не знаю, как жить в этом мире. Отчего же так сильно желание вырваться за пределы моего нежного аквариума? Вряд ли это стремление наружу можно объяснить только клаустрофобией.
Я потерял счёт дням (для чего Робинзон Крузо считал дни?). Я то бился в стену, то лежал на кровати и строил фантастические планы побега, но чаще я в полном отрешении смотрел на белое небо. Отчего оно такое тусклое, словно закрыто матовым стеклом? Может, это и не небо, а огромный купол.
Неужели это конец? Жизнь закончилась. Что ж, наверное, то, что я должен был сделать в этой (нет, в той) жизни, я уже сделал. И что я сделал? Да ничего. И жизнь прошла, как взмах крыла большой и вольной птицы. Ха, я тут ещё стихи начну сочинять, или я это где-то слышал. Как тяжело. И опять, уже в сто двадцать первый раз, комок подступает к горлу, и ручьём текут слёзы. Я оказался большой плаксой.
Периодически мимо проплывали чьи-то тени, но я уже не обращал на них внимания. Тусклое, глухое, непреодолимое одиночество поглотило меня. Иногда я вдруг обнаруживал себя сидящим на кровати, раскачивающимся в такт какой-то неведомой силе. Я вспомнил медведя, которого видел в детстве в зоопарке. Он стоял в тесной клетке и раскачивался, переваливаясь с ноги на ногу. Я долго стоял напротив медведя, а он, не замечая меня, всё раскачивался и раскачивался. Может, я превратился в того медведя?
Избавление пришло неожиданно. Однажды я проснулся от мощного толчка. Как будто весь мир вздрогнул, и я полетел с кровати. Сонный, покачиваясь, я попытался встать на ноги, но новый, ещё более сильный толчок кинул меня в сторону, и я почувствовал, как утопаю в вязкой, текучей стене. Вынырнув, я покатился по земле и врезался во что-то пушистое. Ещё не зная, что случилось, я оглядывался вокруг и ничего не видел. В голове шумело, под ногами дрожало. Я не понимал, что происходит, но одно я осознал сразу: я на воле. Я вывалился из своей клетки, и теперь надо бежать. Скорее. Подальше от этого места. Бежать. Бежать.
Я бежал по твёрдому оранжевому песку к сине-зелёной полосе на горизонте. Мне казалось, что я бегу час, два, целую вечность, но не приближаюсь к заветной цели. За мной гнались. Я слышал за спиной чей-то топот и тяжёлое дыхание. Я боялся оглянуться и бежал к лесу, почему-то решив, что там моё спасение. В изнеможении я падал на горячий мелкий песок и ждал, что вот сейчас коричневая беспощадная масса навалится на меня. Вернуться обратно в клетку было бы невыносимо. Этот неожиданный безумный глоток свободы (лишь позже я понял, что это была ещё не свобода) пробудил во мне что-то, что не позволит теперь мне жить в неволе. Я почувствовал себя диким зверем, который будет драться за свою свободу, пока не погибнет сам. Я вопьюсь в них зубами, перегрызу им глотки (или что у них там есть), но никогда не вернусь обратно.
Но вот наконец лес стал приближаться, и я упал, уткнувшись лицом в холодную траву. Тяжело дыша, закрыв глаза, я вдыхал запах земли, моей земли. Может быть, я всё-таки на Земле? Сердце успокаивалось, шум в ушах стихал, и я уже слышал густой шорох деревьев. Я перевернулся на спину. Надо мной голубовато-белое небо, зелёные гигантские деревья с ярко-синими цветами. Трава, небо, деревья – это Земля. Конечно Земля. Какой-нибудь тропический остров. Как я мог думать иначе? Инопланетяне – бред. Проклятые военные экспериментируют с людьми. Я выведу их на чистую воду. Я выберусь отсюда, и все, все газеты напишут об этом. Я не буду молчать. Я смотрел на маленький яркий, голубой кружок на небе, который заставлял меня щуриться. Что это такое? Кстати, где Солнце? Солнца не было. Свет шёл от этого маленького голубого шарика. Опять штучки военных? Признавать то, что это была другая планета, не хотелось. В тот момент, когда я уже почти придумал объяснение, почему Солнце кажется в три раза меньше обычного, кто-то лохматый бухнулся рядом со мной. Я растерянно глядел на серую груду меха, которая тяжело дышала после долгого бега.