И ненаказуемы мы были без сомнений.
Нам поглумиться – лишь забава.
Но к этому как руки приложить?
Он весь измят, где тут добавить,
Он даже безразличен – жить или не жить.
Впрочем, добивать не разрешили,
Надо, помочь язык ему всего лишь развязать.
Губы искусанные еле прошептали:
"Уверен, меня каждый сможет оправдать,
Электрошокер, к ногам прижав, пытали.
Я молчал…
Но, когда с ним мне к паху приближались…"
Мы онемели.
Садисты так не изощрялись!
Но понять хотели,
Что за тайны, что так их добивались?
В эту ночь не спали. Мы слушали его.
Струйка крови с края губ стекала.
Он тяжело дышал. Откуда сила у него
Нам говорить про Бога – удивляло.
Смутно святое нами понималось.
Ржой мозги давно уже покрылись.
Видно, сердца наши истосковались,
Мы будто в детство, в грудь матерей уткнулись.
Уже к рассвету всей камерой молились.
Мы к чистому сердцами прикипели.
И перед Богом впервые повинились,
И в сердце благовестника воспели.
***
Мой брат, что разлучило нас с тобою?
По крови – близкие, идеи далеки.
Мне больно сознавать, не скрою,
Что мы не спутники с тобою, а враги.
Служу я Богу. Ты служишь Сатане.
Грешна, что я вписала их в одну строку,
Создателя с убийцей наравне.
Не выдержу, конечно, и сотру.
Нет, лучше опровергну и сожгу,
Немыслимо такое совместить.
И все же с братом разлучиться не могу.
О, Боже, дай мне силы разъяснить.
Не хочу в атаку с Сатаной вступить.
Много чести, не стоит он того.
Но брата добровольно уступить
Я не намерен ни за что.
С Отцом тебя коварный разлучил.
Он сам – ничтожество. Тебе исподтишка,
Впиваясь в сердце, яд впустил.
Как опиомом опьянил. Ведь неспроста,
Народ в потемках ищет Бога,
Будто заклеены глаза и уши.
Это Дьявол со своей совестью убогой
Ему повсюду выставил ловушки.
Очнись, мой брат, не пей тот яд.
И трезвым разумом все взвесь.
И разберись, кто заслужил наград.
Всего создатель – Бог, у Сатаны лишь спесь.
Ведь изначально ангелом он был.
Увидев достиженья Бога,
Себя хозяином того он возомнил,
Должно, в зобу дыханье сперло.
Он главное хотел забрать -
Людей – предел задумки Бога.
Ну, аппетит, ни дать ни взять!
Усовестился б хоть немного.
Отказ несправедливым посчитал
И… пошел на абордаж.
Так Сатаною стал.
Имеет шеститысячный уж стаж.
Богатый опыт. Завидит слабака
И – в омут с головой.
Он Еве много насулил. Наверняка
Тебя не обделил, все обещал с лихвой.
Ну, оглянись, мозгами шевельни.
Чего он подарил? Страданья, смерть.
Мой брат, за ним ты не ходи.
«Пришел ему конец сколь ни верти».
***
Старушка сидит в уголочке,
Уткнувшись глазами в точку.
Не плачет, а стонет неслышно.
Здорова. Обустроена пышно.
Едой и питьём обеспечена.
Живи, наслаждайся беспечно.
Что стонет, чего не хватает?
Никого вроде даже не хает.
Да, ласки! – знает и школьник,
Без нее и корова опрокинет подойник.
Может, просто не хватает заботы?
На помощь придет зверь даже лютый.
Курица безмозглая и та
Прячет птенчиков подмышкой неспроста.
Человек. Он, невзирая на года,
Хочет быть полезным, как всегда.
Знать, что непригоден никуда,
Из бед – худшая беда.
Поначалу жалость проявляли,
И старушку этим забавляли.
Позже старость ей напоминая,
В неспособности открыто обвиняя,
Отстранили от семейных дел.
И при этом учинили страшный беспредел:
Со счетов был сброшен ее опыт.
И осталась, будто старый лапоть.
Нет, насмешками не обижают.
Им культура то не позволяет.
Вот не помешал бы разум черствый
Уяснить: живой – еще не мертвый.
***
Ты представил себя в раю?
Представляю себя и я.
Я надеюсь, что Бог сотрет
Негативный запас невзгод.
Все из памяти выкинет вон,
И ничто уж не вызовет стон.
Но есть то, что забыть не смогу,
А точнее, совсем не хочу.
Через вечную жизнь пронесу,
От влиянья времен спасу.
Что же это такое, спроси.
И зачем это бремя носить?
Разве рай не заменит его?
То, что будет, не лучше того?
Ничего не найду, с чем сравнить,
И ничем не смогу заменить.
То, что в рай меня привело,
Что спасенье нам всем дало.
Это жертва Иеговы – Иисус,
Это лютая смерть ради нас.
***
Обидчивость – порок, достойный сожаления,
Возможно,– достоинство хранящего себя?
Страдает до изнеможения,
Нервишки километрами губя.
И, явно, ищет сожаления.
Надеется услышать: "Прости, я искуплю!"
В ответ лишь слышит осуждение:
"Что дуешься, как мышка на крупу?"
Как видно, затаить обиду глупо,
Ведь ты ударил самого себя
И думаешь, упершись тупо:
Ему, мол, больно и утешаешься, скорбя.
***
Среди бездомных сорванцов
Мальчишка десяти годов
В подвале мрачном
Пел песню. На лице грязном,
Оставив след, стекла слеза.
О маме песня та была.
На днях случайно,
Во время сбора подаянья,
Узнал, что умерла она
Уже схоронена была.
Без поэтических терзаний,
Без нотных знаний
Сложилась песня.
Словам в ней было тесно.
Звучит лишь сокрушение:
Не вымолвил прощения.
Мальчишка не обласканный,
Часто голодный
И, убежавший от побоев,
Любил мать, обид не строя.
Призываю, пока еще жива,
Какой бы ни была она,
Лучами сердца грейте
И обижать не смейте.
Она вам жизнь дала.
И в том заслуга не мала.
Любая мать – свята.
У каждого она одна.
***
Не путай смелость с храбростью. Они
Не родственны, в значеньи далеки.
Отчаянье, упадок духа покорить,
Простую трусость подавить
Сгодится храбрость.
Но смелость -
Не природный это дар,
Которым обладает мал и стар.
Куют ее, как закаляют сталь,
Человек чтобы сильнее страха стал.
Все люди сейчас в преддверье
Великих мук. Увы, не суеверье,
Не тешь ты этой мыслью себя.
Об этом предупредил сам Бог, любя.
Настало время уничтожить грех,
Исполнились, чтоб грезы всех.
Масштабы мук тех небывалых
Потребуют и жертв немалых.
Не с тем, кто астероидом пугает,
Кто это концом света называет,
Кого весть Библии смешит,
Ее отвергнуть он спешит,
Не с тем я буду говорить.
Тебя хочу я побудить,
Заранее те испытания представить
И выстоять.
Я не смогла.
Картинка детства обожгла.
В петлю попав, барахтался в ней кот.
Его спасти еще могла я. Вот
Петлю лишь снять…
Увидев когти, отпрянула я вспять.