Мы жили в разных санаториях, находившихся недалеко друг от друга.
После обеда мама забирала меня, и мы шли к океану. Тихоокеанское побережье, казалось, было просто залито солнцем. Я не помню ни одного дождливого дня, хотя, наверняка, они были. Каждый раз мы покупали на набережной вкуснейшие чебуреки, от воспоминания о которых до сих пор текут слюнки. А потом долго шли вдоль берега, дыша свежим тихоокеанским воздухом, собирали отшлифованные волнами красивые камешки и ракушки, из которых потом я делала бусы для мамы и для себя. Иногда мы гуляли дотемна, пока солнце не начинало садиться за горизонт, окрашивая волны в золотисто-розовый цвет.
Мама была высокой, стройной и очень красивой. У неё были ярко-голубые глаза, слегка курносый носик, полные, красиво очерченные губы и две толстые тёмно-русые косы, уложенные на голове в виде короны.
Я часто любовалась ею, особенно когда на ней было моё любимое бледно-розовое платье с короткими рукавами-фонариками и широким поясом, завязывающимся сзади бантом. Не удивительно, что проходившие мимо мужчины бросали на неё восхищённые взгляды.
Не успели оглянуться, как наш отдых подошёл к концу. Мы хорошо отдохнули, загорели, набрались сил. Я поправилась на целых два килограмма. Это была незабываемая поездка. Но пора было возвращаться домой.
Папа с нетерпением ожидал нас на перроне с огромным букетом цветов. Он был под стать маме – чуть выше среднего роста, подтянутый, мускулистый. У него был идеально прямой нос, серо-зелёные глаза и шевелюра тёмно-русых вьющихся волос.
Окружающие говорили, что они очень красивая пара. Я ими очень гордилась.
Лето пролетело незаметно. Когда 1 сентября я пошла во 2-ой класс, чувствовала себя здоровым, полноценным ребёнком. Часто, с чувством большой благодарности, вспоминала и вспоминаю своих Ангелов-Спасителей: Айболита и профессора Сергеева.
Однако, на основании справки, выданной в больнице, продолжала, как сейчас бы выразились, «косить» от физкультуры, о чём до сих пор сожалею.
Через год родилась моя сестричка, Машенька. Я была очень рада этому обстоятельству, потому как давно мечтала заиметь младшую сестру или брата, чтобы иметь возможность хоть кем-то руководить, и всегда завидовала детям, у которых таковые имелись.
С горделивым видом я расхаживала по двору с коляской, ощущая себя взрослой и самостоятельной особой, представляя, как поведу Машеньку за ручку в садик, а потом и в школу, посвящала ей смешные стишки вроде этого:
Вскоре наша семья переехала из Хабаровска в гарнизон под названием Гаровка, по месту дальнейшего прохождения службы отца.
Он научил меня кататься на мопеде. И я гоняла на нём сначала по стадиону, а потом, тайком от родителей, посещала подругу, жившую на дальней точке, в нескольких километрах от нашего гарнизона.
Папа научил меня прочищать карбюратор в случае, если заглохнет мотор. И однажды он-таки заглох. Я была ужасно горда собой, когда мне удалось устранить неполадку и продолжить свой путь. Очень хотелось произвести впечатление на одноклассников, поэтому я не упускала возможности рассказывать им об этом эпизоде, причём как об обыденном для меня деле.
Когда я закончила школу, отец демобилизовался из армии, и мы переехали в Ригу, где жили все мамины родственники. Долгое время я тосковала по своим друзьям, по городу, в котором прошло моё детство и юность. Мне казалось, что во всём мире нет природы красивее дальневосточной.
Часто вспоминала пионерский лагерь «Красная звезда», куда родители ежегодно отправляли меня во время летних каникул.
Однажды, просматривая книгу «Дальневосточный край» с великолепными иллюстрациями природных богатств и красот этого неповторимого уголка земли, привезённую с собой из Хабаровска, и предаваясь греющих душу воспоминаниям, поймала себя на мысли, что тоскую не только по городу моего детства, но и по России в целом.
Хотя я и родилась в Риге, этот город, с другим укладом жизни, другими нравами и обычаями, был чужд для меня. Незаметно мои мысли стали превращаться в стихотворные рифмы:
Так закончилось моё детство. Нужно было готовиться к вступительным экзаменам в медицинский институт, о котором я мечтала.
Чуть больше года мы всей семьёй жили в однокомнатной квартире у бабушки Ани и её второго мужа, Григория, которого мы с Машей звали дедушкой, и их дочери Лауры, пока папе не предоставили трёхкомнатную квартиру по линии военного ведомства.
Машутка пошла в 1-ый класс, а я поступила в мединститут.
Шесть лет пролетели как один день. И вот я уже дипломированный врач, прошедший интернатуру по хирургии.
Глава 2
Зональная больница. Старая Перечница
После окончания института меня распределили в небольшую зональную больницу в 120 километрах от Риги. Таких, к сожалению, в Латвии уже не осталось.
Больничка вместе со службой «скорой помощи» размещалась в трёхэтажном каменном здании, в живописнейшем месте, на берегу Даугавы.
Неподалёку находился небольшой базарчик, куда местные жители свозили свою продукцию, кафе-бар и маленький продуктовый магазинчик.
Поскольку свободными помещениями больница не располагала, меня временно разместили в кабинете главврача, коим оказалась пожилая женщина, прошедшая боевую закалку и отточившая мастерство хирурга на фронтах Великой Отечественной войны, Галина Семёновна Кожевникова. Она была довольно грузной, седовласой особой с крутым нравом и грубым прокуренным голосом.
– Ну что, милочка, надолго к нам? – спросила она, не вынимая папиросу изо рта, как только я появилась на пороге её кабинета.
– На два года, – робко ответила я.
Сделав глубокую затяжку и выпустив дым через ноздри, Галина Семёновна бесцеремонно произнесла, тыча в меня двумя пальцами с зажатой между ними папиросой:
– Так и знай, сбежать раньше я тебе не позволю. Два года отработаешь как миленькая. А там посмотрим. Жить пока будешь в моём кабинете. Подъём в семь. Надеюсь, полчаса тебе хватит привести себя в порядок. Полвосьмого должна освободить кабинет. Поняла?
Я кивнула, подумав при этом: «Вот влипла, так влипла!»
– Ну, тогда ступай, – сказала она смягчившимся голосом, наверное, заметив недоумение в моих глазах.
Когда я уже взялась за дверную ручку с намерением не просто выйти, а пулей вылететь из кабинета, забыв спросить, куда ступать и что делать дальше, услышала за спиной окрик.
– Да, вот ещё что. Постельное бельё и халат получишь у сестры-хозяйки, Аусмы, в хозяйственном блоке.
Аусма оказалась милой женщиной лет шестидесяти.
– Ну что, не понравилась вам наша Старая Перечница? – спросила она приветливо с латышским акцентом.
Я неопределённо пожала плечами.
– Да вы не обращайте внимания. Это она только с виду такая грозная. Последние несколько лет никто больше, чем на полгода, здесь не задерживался. Вот она и злится. Я работаю с ней уже лет пятнадцать. Добрейшей души человек. Вот увидите, она вам понравится, – сказала сестра-хозяйка, протягивая мне халат. – А за бельём зайдёте позже.
Я поблагодарила её, и, надев халат, робко постучала в дверь главврача.
– Войдите! – прорычала та и без предисловий перешла к делу.– Сейчас пойдём на обход. Покажу тебе наших пациентов. Потом сделаешь перевязки, оформишь истории болезней. И ступай на приём в поликлинику, на первом этаже. Вия в курсе.
Операционный блок находился в правом крыле второго этажа, а палаты и ординаторская – в левом. Весь стационар состоял из шести палат, на пять-шесть пациентов каждая: по две терапевтические и хирургические, одна гинекологическая и одна палата для детей.
В сопровождении дежурной сестры, Нади, мы направились в хирургические палаты.