На складе института заканчивается неприкосновенный запас стерильной посуды. Помочь берется завод «Светлана», но выпустив пробную партию, отказывается: не хватает специального кварцевого песка, который идет на выпуск радиоламп для военных радиостанций. В ЛИПКе находят выход. На склад стеклотары, что за Московской заставой, под самым носом у врага, отправляются медсестры и научные сотрудники. Днем они выковыривают из слежавшихся ледяных глыб белые водочные бутылки, а по ночам грузят их в кузова автомобилей.
Многие доноры приходят сдавать кровь со своей посудой. Школьники Смольнинского района собирают бутылки по квартирам и чердакам, приносят их в институт.
Смертность в Ленинграде растет ужасающими темпами. Возникает опасность потерять доноров и стратегический ресурс – кровь, которая стала оружием голодного города.
Руководство института бьет тревогу, и в декабре 1941 года Военный Совет Ленфронта выносит уникальное постановление о специальном донорском пайке из фондов Ленфронта. Каждому донору, в дополнение к общегородскому снабжению по первой категории (рабочей карточке), полагаются продукты из расчета 1050 калорий в день. В блокадном городе кровь становится приравненной к ценнейшим видам оружия и боевой техники. Устанавливается число штатных доноров с универсальной первой группой крови – 5000 человек.
В лютые декабрьские дни сорок первого доноры начинают получать специальное питание по норме – хлеб белый 200 г, мясо 40 г, рыба 25 г, сахар 30 г, кондитерские изделия 25 г, крупа 30 г, масло 30 г, яйцо 0,5 шт. Паек выдается на десять дней в периоды кровосдач. Помимо пайка, в день сдачи крови донору полагается обед в столовой ЛИПКа. Но рацион донорского пайка не падает в блокадном городе с неба. Специальный «донорский магазин» на Старо-Невском11 часто встречает обладателей заветных карточек пустыми полками.
К середине зимы Ленинградский институт переливания крови становится единственной «фабрикой крови – фабрикой жизни» в блокадном городе – все остальные районные станции выведены из строя бомбежками и обстрелами.
Но заявки фронта на кровь выполняются безукоризненно. Кровь и кровезамещающие препараты везут в чемоданах и специальных утепленных сумках на 2, 4 и 6 литров каждая. Везут на грузовиках в изотермических ящиках, выпуск которых налажен в ЛИПКе. Везут на лыжах и санках прямо до линии фронта.
Экспедиционный отдел посылает на фронт выездные «бригады усиления» с медицинским фургоном. Пара женщин-военврачей с пистолетами и безоружная медсестра везут «жидкость и таблетки Петрова», учат фронтовых медсестер работать с препаратами и приборами, разработанными в ЛИПКе. Одна из новинок, созданных в голодающем городе, – аппарат А. Д. Белякова для прямого переливания крови. Он становится незаменимым помощником фронтовых медиков.
На исходе страшной зимы сорок первого года военной медицине Германии удается получить потрепанную взрывом сумку с консервированной кровью и кровезамещающими препаратами из блокадного Ленинграда. Сохранившиеся бутылочки отправляют самолетом в Берлин. Анализ на новейшем электрофизическом оборудовании дает необъяснимые результаты: ленинградская кровь изменена на клеточном уровне. В Центральном госпитале Берлина кровь и «Жидкость Петрова» вливают тяжелораненым, и солдаты поднимаются с коек, полные сил и жаждущие борьбы.
Мистика!
Кровь неизвестного расового происхождения и жидкость какого-то русского доктора Петрова обладают загадочной силой! Откуда? Почему?
Светила немецкой трансфузиологии теряются в догадках. Кровь ленинградцев получает негласное название «Несломленная кровь».
Глава СС Генрих Гиммлер, идеолог тайной организации Третьего Рейха «Анабербе»12, докладывает о результатах исследования Гитлеру. На докладе тут же ставится гриф «Для узкого круга! Совершенно секретно!» Нацистский доктор Йозеф Менгеле, ставящий безжалостные опыты над заключенными в Бухенвальде, просит добыть для его лаборатории донорскую кровь из блокадного Ленинграда.
За бригадами, везущими на Ленинградский фронт трансфузиологические препараты, начинают охотиться диверсионные группы.13
За годы блокады ЛИПК дал фронту 144 тонны крови. Это 100 эшелонов стратегического военного ресурса. Так и видишь эти символические вагоны, идущие из блокадного города на фронт.
Ленинградская кровь, до сих пор остающаяся загадкой для молекулярной генетики, передается из поколения в поколение, стучит в сердцах детей, внуков и правнуков.
Некоторые генетики считают, что можно говорить об особой петербургской пассионарности, связанной с мутацией крови под влиянием экстремальных физических и психологических факторов. На коммуникативном уровне феномен блокадной крови отчетливо проявляется в гипер-энергетике при внешней эмоциональной сдержанности и немногословности, ставших характерными для нескольких поколений петербуржцев-ленинградцев.
Сейчас, когда биоинформатика легко определяет генетические гаплогруппы и устанавливает маршрут миграции наших далеких предков, блокадный след «непокоренной крови» и характерный ленинградско-петербурский стиль в поведении коренных горожан уже не кажутся красивыми вымыслами. А сами понятия о «кровной мести», «кровной клятве», «голосе крове» и «генетической памяти» переходят из былинной лексики в терминологию биоинформатики.
В июне 1944 года в стране вводится звание «Почетный донор СССР» – оно присваивалось лицам, сдавшим кровь не менее сорока раз для нужд фронта: его получают 2000 ленинградцев14. Еще три тысячи штатных доноров не дожили до сорок четвертого…
В фильме предполагается взять интервью у петербуржцев, чьи родители пережили блокаду, и немногочисленных уже – увы! – блокадников. Это известные политики, деятели науки и культуры, простые люди с непростыми судьбами и характерами. Они расскажут о чувстве города и родины, впитавшемся в них с молоком матери, с воздухом родного двора и улицы, с кровью родителей, переживших блокаду.
Октябрь 2016 г. Город-герой Ленинград – Санкт-Петербург.
Об авторе
Каралис Дмитрий Николаевич, член Союза писателей Санкт-Петербурга, автор пятнадцати книг прозы и публицистики, лауреат пяти международных и общероссийских литературных премий за прозу, публицистику и сценарий документально-исторического фильма.
Алексей ДУНЕВ
В МУЗЕЕ ОБОРОНЫ И БЛОКАДЫ ЛЕНИНГРАДА
Глазами детей двадцать первого века
Увидеть страдания прошлой войны,
Чтоб с раннего детства вложить в человека
Стремление к миру и чувство вины…
Вины за агрессию в голосе, жесте,
За слово, что с губ сорвалось невпопад.
За все мы в ответе. И дети все вместе
На злые страдания молча глядят.
Блокадные кадры, где трупы и дети,
Упрямые взгляды и сила в глазах.
Ничто так не ценится больше на свете,
Как мир на Земле и достаток в домах.
Война и Блокада для города слиты
В едином понятии – Подвиг людей.
Букеты, как память, лежат на граните.
И стелы, как стражи, среди площадей.
Глазами детей двадцать первого века
Посмотрит весь мир и увидит себя:
Погрязшего в склоках и дрязгах калеку,
Живущего глупо, планету губя.
Пусть лучше увидят глаза мальчугана
Блокаду как стойкость и силу людей!
И прошлое свято в глазах ветеранов.
И связь поколений пусть будет прочней!
Алексей ДУНЕВ, Александр МАРТУСЕВИЧ
ТРИ ГОЛОСА
Блокадная баллада
Сегодня вытащили из сумки кошелек. Был он уже старенький, потертый, заношенный. Давно собиралась купить новый. Там и денег-то было немного, чтобы из-за этого переживать и расстраиваться. Но в нем лежала мамина фотокарточка, которую всегда носила с собой. И сейчас такое чувство, как будто у маленького ребенка отняли что-то очень дорогое. И хочется плакать от тоски, обиды и бессилия.