– Она умерла? – решительно спрашиваю я. – Или спит?
Мистер Гилберт отрывается от своих поли-чего-там и вытирает лицо.
– Кто?
– Эта женщина. Та, которая лежит в лодке.
Всматриваюсь внимательнее. У нее длинные светлые волосы, ее глаза закрыты, она осыпана цветами, люди плачут… Наверное, я уже ответила на собственный вопрос.
– Это Элейн, – говорит мой учитель измученным голосом. – Она была влюблена в рыцаря Ланцелота, но он любил королеву Гвиневру, жену короля Артура.
Он говорит это спокойным тоном, как будто не понимая, что это самое интересное из всего, что он мне рассказывал.
Я наклоняюсь к нему.
– А что случилось потом?
– Ее заперли в башне, и на нее было наложено заклятие – она могла смотреть на мир только через зеркало.
– А потом?
– Ланцелот ехал верхом по дороге, и Элейн повернулась, чтобы рассмотреть его.
Мистер Гилберт неспособен правильно подать даже самую простую историю.
– Зеркало разбилось, и она умерла.
У меня забилось сердце и взгляд затуманился.
– Это самый… прекрасный… и романтический… фильм… который я…
– Это не фильм, Хоуп. Это «Волшебница Шалот» Альфреда лорда Теннисона; мы проходили эту поэму в прошлом месяце. Вы вообще хоть что-то слушали?
М-м-м… нет.
Честно говоря, я слышала много скукотищи про рожь и ячмень и решила, что это поэма на тему овощей, о таком маленьком луке. Вот именно поэтому так важны правильное название и видеоряд.
Я назвала бы ее «Любовница Ланцелота мертва», и это было бы круто.
– Ну хорошо. – Мой учитель вздыхает и качает головой. – Где мы остановились? Атомы водорода, Хоуп. Сколько у них электронов?
Убейте меня.
– Пять?
Мы с мистером Гилбертом на одной волне: он явно тоже не прочь меня убить.
– Один. И так как им нужен еще один, чтобы заполнить первую оболочку, они ищут другие доступные атомы, чтобы вступить с ними во взаимодействие; а это означает, что они слабее и менее стабильны…
– А что если дело не в этом? – Я наклоняюсь вперед и тыкаю пальцем в страницу. – Вдруг они так созданы, мистер Гилберт, чтобы быть с другими атомами? Что если они этого хотят? Может быть, это их атомное предназначение?
– Что-то вроде того, – кивает учитель с неожиданно довольным видом. – Но только применительно к химии. Очень хорошо.
Я сияю от радости, хотя очевидно, что я говорила о самой себе.
– Итак, – продолжает он, – и пероксид водоро…
Слышится тихий стук в дверь.
– О нет! – вскрикиваю я и вскакиваю на ноги. – Это, наверное, кто-то из Variety хочет прервать такие важные уроки! Они поняли, что я – неотъемлемая часть интервью и без меня у них ничего не получается. Какой неожиданный поворот! Что же мне делать?
Появляется голова Эффи.
– Простите за вторжение, мистер Гилберт. – Потом она смотрит на меня с кислой миной. – Ничего не вышло, По. Я изо всех сил старалась уговорить бабушку, но… ты ведь знаешь, какая она. Если тебе станет легче: я не могу ответить ни на один вопрос, чтобы Макс и Мерси не прервали меня.
Я со вздохом сажусь на свое место.
– По крайней мере, ты не острик.
Фейт моргает.
– Острик?
– Да, – печально киваю я. – Моя собственная семья подвергла меня острикизму.
– Ты имеешь в виду: остракизму?
– Ну да, я так и сказала.
Полностью открыв дверь, Фейт со смехом и шуршанием (на ней блестящий золотой наряд) идет ко мне через комнату и целует меня в лоб.
– Ты моя любимица, – шепчет она мне на ухо.
– Все наконец закончилось? – с надеждой спрашиваю я, приглаживая хвостик. – Можно мне выйти? А… ассистент фотографа пока не ушел? Я просто подумала, что… ему может понадобиться… помощь. С его маленькой черной коробочкой или другими фотоштуками.
По здравом размышлении я готова дать ему второй шанс.
Не всех же можно очаровать с первого раза!
– Мы пока не закончили, – говорит Фейт, слегка скривившись. – Они просто… – Она протягивает мне пакет с моими мятыми джинсами и футболкой. – Солнышко, им нужно отдать платье.
Я в отчаянии смотрю на прекрасное фиолетовое платье от Веры Вонг.
Неужели даже химию я не могу учить в безупречном виде?
Со вздохом прячусь за полкой, битком набитой книгами, и влезаю обратно в свои джинсы и футболку. «Четыре месяца, всего четыре месяца, но, честно, если моя семья не перестанет привлекать к себе столько внимания, к тому времени мы уже прилично поизносимся».
Я отдаю сестре прекрасное платье.
– Хочешь замутить что-нибудь сегодня вечером? – спрашиваю, когда Фейт уже направляется к двери. – Может, посмотрим вместе «Волны времени»? А потом можем расспросить папу обо всем, что происходило за пределами съемочной площадки, и узнать, почему же там нет ни единого поцелуя.
– Я бы с радостью. – Эффи слегка улыбается. – Но Ноа готовит для нас ужин, так что мне нужно оказаться у него раньше, чем газеты начнут копаться в его вещах в поисках доказательств, что мы расстались.
Покорно киваю. Ведь я знаю: Макс будет в театре, а Мерси поедет развлекаться.
– Круто, – говорю, когда дверь уже закрывается. – Это круто.
В такие моменты мне действительно не хватает Лучика.
– Ну хорошо, – говорит мистер Гилберт, похлопывая по учебнику. – На чем мы остановились? Пероксид водорода.
10
♋ Рак: 21 июня – 22 июля
Юпитер проходит в вашем знаке, что принесет вам удачу и рост. Но как водный знак при восходящих Рыбах вы можете на этой неделе ощущать себя особенно чувствительными, а потому постарайтесь избежать ненужных столкновений и найти гармонию.
Не могу назвать эту неделю образцовой. Честно говоря, если бы по моим дням с понедельника по четверг поставили фильм, я бы не дала ему больше одной звезды («Где сюжетная линия? В каком направлении развиваются события?») и давно уже его выключила. Я бы попыталась спасти ситуацию, остановившись на вечере пятницы – когда была премьера маминого нового фильма (третьего по стоимости в истории кинематографа).
Во вторник утром наконец-то просыпаются Марс с Сатурном, и я получаю свой приятный сюрприз:
Прости, меня завалило снегом! Примчусь к выходным. Люблю тебя! Папа.
Ну наконец-то.
Почти на два дня позже, да, но я не буду придираться. У вселенной каждый день полно дел, так или иначе связанных с движением планет.
В любом случае папа прилетит из Америки первым классом днем в пятницу, как раз вовремя, чтобы забрать маму из реабилитационного центра, отправиться с ней за новым платьем и слегка перекусить в The Ivy, а потом вместе приехать на церемонию. В этот момент произойдут великое единение семьи, фотосессия и официальное заявление, которое уничтожит все слухи и вправит мозги папарацци.
Очевидно, я тоже должна там быть.
Маме было тринадцать, когда она впервые пошла на премьеру. У нее на прикроватном столике есть фото, где она стоит рядом с бабушкой на красной дорожке – худая, немного смущенная и сияющая (на два года точно моложе, чем я сейчас), и если это не доказательство того, что одна звездная вечеринка никак не повредит мне в жизни, то не знаю, какие еще нужны доказательства.
– Нет, – говорит Макс, когда мне наконец удается выловить его в пятницу вечером. Его почти не было дома всю неделю, и я понятия не имею, чем он занимался, потому что его роль длится ровно двадцать шесть секунд. – Не-а.
Я открываю рот.
– Не получится.
– Но…
– Не-а.
– Если бы только…
– Не, никак.
– Я только хочу…
– Не-е-ет!
Мой брат ест арахисовое масло прямо из банки и смеется. Он размахивает ложкой у меня перед носом, как дирижер – палочкой.
– Но ты даже не знаешь, что я хочу сказать!
– Знаю, Пудель, потому что ты очень прозрачно намекала на это всю неделю. Сейчас ты просто хочешь прямо высказать просьбу взять тебя сегодня на премьеру «хоть на секундочку», потому что тебе уже совсем почти шестнадцать, а маме было только тринадцать, и вообще мы все уезжаем без тебя, и это нечестно, «говорю тебе, это нечестно, нечестно, нечестно».
– Пф-ф-ф, – говорю я, с достоинством выходя из кухни, – я собиралась сказать «это нечестно» только два раза. Идиот.