Сиденья в автомобиле тоже из черной кожи, а потому всякий раз, когда она двигается, на всю машину разносится громкий скрип. Может быть, таким образом приветствуют друг друга души несчастных коров…
Мне вдруг становится ужасно смешно.
– У тебя разжижение мозгов? – ворчит Мер, ковыряя идеальный красный лак на ногтях. – Или беспричинные истерики – побочный эффект того, что у тебя в башке совершенно пусто?
– Мерси, прошу тебя, – встревает Эффи, оторвав взгляд от своего фитнес-браслета, – оставь Хоуп в покое. Ничего не случится, даже если мы немного опоздаем.
А все потому, что, пока я росла со своим именем внутри, а Мерси – без единого следа своего имени, шестнадцатилетняя Фейт, что означает «вера», всегда гордо несла перед собой свое имя как факел: добра, мила и очаровательна.
Кроме того, она всегда красива.
Знаю, что это не черта характера, но если бы Эффи была героем фильма, это непременно было бы отражено в сценарии. На ее лицо все обращают внимание в первую очередь, в отличие от нее самой.
Это совершенно неразумно, и, когда через годик я расцвету и стану выглядеть как она, собираюсь использовать это преимущество по полной.
Разбитые сердца, куда ни глянь.
– Ничего подобного, – фыркает Мерси, пристально глядя на меня, – потому что в воскресенье у меня есть дела поинтереснее, чем смотреть, как моя противная младшая сестра строит глазки этому прыщавому продавцу мороженого.
– Во-первых, – терпеливо объясняю я ей, – я не строила глазки, а смотрела загадочным взором, цель которого – пленять и очаровывать. А во-вторых, его прыщи, очевидно, скоро пройдут, потому что я видела на щеках много корочек. Что, съела?
Я победно скрещиваю руки на груди.
Мерси закрывает лицо рукой, а Эффи говорит:
– Мы подъезжаем к воротам, пожалуйста, перестаньте цапаться, ну хотя бы на… сорок пять секунд. Будьте так добры. Веселые выражения лиц на…
Машина скрипит колесами, останавливаясь.
– Йо-хо-хо, – кричит Макс, распахивая дверь и с улыбкой просовывая в машину свою коротко остриженную голову. – Кажется, три ведьмы на денек отвратились от своих метел. В чем секрет, мои болтушки?
Все, что нужно сказать вам о моем девятнадцатилетнем старшем брате, – это то, что он слишком буквально воспринимает свое имя.
– Какого черта…
– Что за слова, Русалочка? – смеется Макс, перелезая через сестру и усаживаясь в противоположном углу машины; из его драных джинсов торчат загорелые коленки. – Ты не рада видеть меня, сестричка? Конечно, рада. Точно рада. Смотри, как расплывается твое лицо в улыбке при одном взгляде на меня.
Он наклоняется вперед и пальцами растягивает губы Мерси в страшную, как из фильма ужасов, улыбку.
Она щиплет его в ответ.
– Ну почему же ты так меня раздражаешь?!
– Кто знает… – Макс откидывается на сиденье и ленивым жестом заводит скрещенные руки за голову, размышляя над вопросом. – Хочется сказать, что это дар богов, но не буду врать: я просто брал по ночам специальные уроки. Они хорошо тренируют такие навыки.
Потом он широко зевает, так что становятся видны все его зубы, гланды и ниточка слюны; и не теряет при этом своего очарования.
– А что значит «отвратились»? – спрашиваю я, наклонившись к нему.
– Это когда происходит что-то отвратительное, Медвежонок. – Брат улыбается и взлохмачивает мои кудряшки. – Кстати, должен предупредить: там просто тьма журналюг и папарацци. Но не трусьте, сестрички, я уже там побывал и закинул им кое-что на закуску. Как мы все держимся друг за друга, подставляем друг другу плечо в это тяжелое время и так далее, и тому подобное…
Он злорадно улыбается, а Фейт с Мерси переглядываются.
Так вот почему на Максе зеркальные солнцезащитные очки, хотя сейчас дождь, уже разошедшийся не на шутку. (На самом деле и до этого мои волосы уже не сияли на солнце – это был просто результат работы отдела спецэффектов в моем мозгу.)
– Боже, Макс, – шипит Мерси, очевидно, злясь на то, что первая не додумалась так поступить, – ты так стремишься к славе?
– Боже, Мер, – весело смеется он, – ты так завидуешь?
Машина делает последний поворот.
В животе становится щекотно от волнения. Ведь так важно взять все возможное из любой подходящей ситуации.
Привычным движением приглаживаю волосы и подкрашиваю губы. Если бы мне кто-нибудь только сказал, что сегодня здесь будут папарацци, я накрасилась бы гораздо тщательнее, позаботилась бы о том, чтобы даже сквозь тонированные стекла были видны мои изящные черты.
Машина плавно останавливается. Мы с братом и сестрами обмениваемся взглядами, на минуту действительно сплоченные тем, что ждет нас снаружи.
– На старт? – спрашивает Фейт, покусывая накрашенные губы.
– Внимание, – подхватываю я, стараясь не показывать своей радости. – Мы все внимание; зоркие, как орлы. Или кто там бывает еще более зорким? Ястребы?
Мерси закатывает глаза, натягивает на голову капюшон черного пальто и молча кивает.
Макс опускает очки на глаза.
– И… марш!
Мы одновременно распахиваем задние двери огромного черного лимузина.
На нас обрушивается шквал щелчков и вспышек.
– Валентайны! Это Валентайны!
Щелк. Щелк.
– Сюда! Макс, Фейт, Мерси, посмотрите на меня!
Щелк, щелк, щелк.
– Поговорите с нами! Вы можете рассказать, что произошло? Какие новости? Как Джульетта?
– Дети, что вы можете нам сказать? Сюда, посмотрите сюда!
Щелк.
– Поговорите с нами! Фейт! Фейт! Дамы, сделайте печальные лица для снимка!
Щелк, щелк, щелк, щелк.
Ведь я забыла вам кое-что рассказать.
Наша мама в реабилитационном центре.
И мы одна из самых знаменитых семей на планете. Династия кинозвезд, насчитывающая уже четыре поколения.
Наверное, когда я знакомила вас с нами несколько минут назад, мне стоило начать с фамилии, то есть с того имени, под которым нас знает весь мир.
Мы Валентайны.
3
Вы не узнали меня, правда?
Все в порядке, я этого и не ожидала. Мне еще нет шестнадцати, и это значит, что мне еще целых четыре месяца будут недоступны ни слава, ни деньги, ни роли в кино, ни награды, ни вечеринки, ни модные рестораны, ни дизайнерская одежда и обувь: это Семейное Правило!
Следовательно, у меня еще есть время потренироваться.
Когда меня наконец выпустят к моим преданным обожателям, я буду уже такой талантливой и настолько гламурной, что мои всемирно известные братья и сестры просто умрут от зависти. Они будут умолять меня раскрыть им секрет моего пути к мировому успеху, чтобы попытаться повторить мои подвиги. Я буду героиней, появления которой в фильмах вы будете ждать с нетерпением, из тех, кто сделает честь любой картине, мне не придется даже проходить предварительное прослушивание, и каждый парень, которому достанется главная мужская роль, еще до конца первой читки потеряет голову от любви.
А пока я просто иду куда-то со свитером на голове.
– Можно мне уже снять это, пожалуйста?
Кажется, меня ведут за руку через огромную металлическую рамку: я слышу характерный писк.
– У меня в носу щекотно.
– Прекрати сморкаться в мой кашемир от Burberry! – Мерси тыкает меня в живот. – Тебе никогда не приходило в голову, что можно просто приклеить себе на лицо комок шерсти, Пудель? Тогда нам не пришлось бы делать это каждый раз.
Эффи осторожно снимает у меня с головы свитер, и мир снова возникает перед моими глазами: милый небольшой коттедж с серо-зеленой входной дверью, приглушающей все звуки, красивые цветочки, аккуратные живые изгороди, небольшие деревца и огромный, шестиметровый, металлический забор, закрывающий все это от внешнего мира.
– Вам недолго осталось это делать, – напоминаю я им, пока мы идем по влажной гравиевой дорожке. – Буквально через несколько месяцев я стану такой знаменитой, что вы сможете продать мои сопли на ebay за миллионы, и какой-нибудь жуткий парень, просто помешанный, купит их и вырастит из них в пробирке сопливую мини-версию меня, чтобы всегда носить ее с собой.