Погромче.
— Ладно.
Роланда включила приемник. Загремели литавры и барабаны. В высоком пустом зале разразилась звуковая буря.
— Не слишком ли громко, Равик?
— Нет.
Слишком громко? Что могло сейчас казаться слишком громким? Только тишина. Тишина, в которой тебя разносит на куски, как в безвоздушном
пространстве.
— Ну, вот и все, — сказала Роланда и подошла к столику Равика. У нее была плотная фигура, ясное лицо и спокойные черные глаза. Черное
пуританское платье выдавало в ней распорядительницу и выделяло ее среди полуголых девиц.
— Выпьем, Роланда?
— Ладно. Давай.
Равик принес из бара рюмку и налил. Роланда удержала его руку, когда рюмка наполнилась наполовину.
— Хватит! Больше не хочу.
— Ненавижу недолитые рюмки. Уж лучше не допить.
— Зачем? Это было бы расточительством.
Равик взглянул на нее. Солидное, умное лицо. Он улыбнулся.;
— Расточительство! Французы вечно боятся его. А кому нужна бережливость? Тебя ведь тоже никто не бережет.
— Тут коммерция. Совсем другое дело.
Равик рассмеялся.
— Выпьем за коммерцию! Чем бы оказался мир без морали дельцов? Сборищем преступников, идеалистов и бездельников.
— Тебе нужна девушка, — сказала Роланда. — Могу позвонить Кики. Она очень хороша. Двадцать один год.
— Вот как. И ей двадцать один год. Нет, такие уже не для меня. — Равик снова наполнил свою рюмку. — Роланда, о чем ты думаешь перед сном?
— Чаще всего ни о чем. Слишком устаю.
— А когда не очень устала?
— О Type.
— Почему о Type?
— Там у меня тетка. У нее дом с магазином. Дважды я платила за него по закладной. Когда она умрет — ей семьдесят шесть, — дом достанется мне.
Тогда я перестрою магазин под кафе. Светлые обои в цветочках, три музыканта — пианино, скрипка, виолончель, в глубине — бар. Небольшой, но
изящный. Дом расположен в хорошем квартале. Думаю, что за девять с половиной тысяч франков смогу его прилично обставить, приобрету даже гардины
и люстры. Кроме того, на первых порах хочется иметь в запасе тысяч пять. Ну и, конечно, квартирная плата с жильцов верхних этажей. Вот о чем я
думаю.
— Ты родилась в Type?
— Да, но никому не известно, где я находилась потом. Если дело пойдет на лад, никто и не станет интересоваться. Деньги прикрывают все.
— Не все, но многое. — Равик почувствовал какую-то тяжесть в висках и стал говорить медленнее. — С меня, пожалуй, хватит, — сказал он,
расплачиваясь. — В Type ты выйдешь замуж, Роланда?
— Не сразу, через несколько лет. У меня там есть друг.
— Ездишь к нему?
— Изредка. Время от времени он пишет мне. По другому адресу, разумеется. Он женат, но жена в больнице. Туберкулез. Врачи говорят, еще год-два
протянет — не больше. И тогда он свободен.
Равик встал.
— Благослови тебя Бог, Роланда. Ты рассуждаешь здраво.
Она доверчиво улыбнулась, соглашаясь с ним. На ее ясном, свежем лице не было и тени усталости, словно она только что проснулась. Она знала,
чего хочет. Жизнь не была для нее загадкой.
Небо над городом посветлело.