Мужики на стульчиках, запакованные в полиэтиленовый вигвам.
Это они так сохраняют тепло, сидят все-таки неподвижно часами.
Чесслово, на моей улице так никто не тусуется. Даже по пятницам.
На острове нас встретил девственный снег.
Мы минут сорок топтались в сугробе, создавая себе площадку под шашлык.
Выкапывали из-под снега заледеневшие ветки.
Представляете, все сработало, костёр загорелся, словно жарким летом.
Вот что значит настоящие мужчины.
Ещё одним открытием для меня было, что холодной зимой я сижу на санках и не мёрзну.
Более того – не пьянею.
Но. Стоило встать на зов природы, как матушка-земля накренилась и сделала попытку меня сбросить.
Призвав на помощь всю свою волю, я добрела до берега и слилась с природой.
Уединившись для недолгой медитации, я записывала в память эту ледяную равнину, низкое спокойное небо, идуших в трех метрах от меня рыбаков…
Что? Неловко, но они действительно шли по льду, разрушая мое единение с зимним небом и рекой, и лица их были суровы и непроницаемы.
Словно говорили – что мы, женщин в сугробе не видели? Иди уже на остров к мужу.
Обратный путь наших семей усложнился.
Теперь терялись не только калоши.
Из четверых на ногах оставались максимум двое на узкой тропе, по которой мы так свободно и широко шагали всего несколько часов назад.
Санки с коробкой гремели, когда кто-нибудь падал.
На узкой тропинке мы раскладывались в разные стороны веером как карты в пасьянсе.
Да уж, стоило пережить такое приключение, чтобы сложить в копилку памяти для будущих внуков ноздреватый подтопленный лед, убегающие калоши, рыбаков в чехлах и невозмутимое небо над всем этим безобразием.
ТО МЕСТО НА ЗЕМЛЕ
Я ехала в поезде, далеко-далеко.
Лето, каникулы. Родители сидели в купе, читали книжки, дети слонялись по вагону.
Перед тамбуром было открыто окно и я в него радостно высунулась.
Солнце, небо, бескрайние поля…
Во мне все прям захлебнулось от восторга.
Мне 9 лет, разгар советского детства, патриотических лозунгов, стихов, песен.
Пионеры-герои, Артек, строительство светлого будущего.
Тема патриотизма был загнана под кожу сразу при рождении, как первая роддомовская прививка.
Со всех печатных страниц она смотрела в глаза гражданам, призывно и настойчиво.
Мы с детства гордились, что живём в такой крутой и правильной стране.
Искренне гордились и даже мечтали о каком – нибудь подвиге.
Вот и в поезде меня накрыло.
Ээх, моя земля, моя страна, моя Родина…
От счастья я начала даже что-то петь.
Мы проезжали деревню.
На насыпи сидели мальчишки.
Я помахала им.
Как же, это Ж практически родные люди, мы живём в одной прекрасной стране!
Мальчишки кинули мне в лицо огрызком от яблока.
И почти попали.
Мы не совпали в своём звучании.
Вряд ли они могли догадаться, какая симфония звучала в девочке из поезда.
Проверили свою меткость.
Смешно.
Следующий огрызок прилетел в перестройку.
Прилетел из гораздо более далёких и вышележащих мест, и урона было безразмерно больше.
Несколько лет подряд ругали все, что только можно.
Ругали, разоблачили, развенчивали.
Стало немодно жить в России, и модно – валить куда подальше, желательно в Америку.
Согласно этой логике получалось, что нынче в России живут оголтелые коммунисты, воры и лохи, которые либо глупые, либо нищие, и поэтому неспособны на решительные действия.
Остальные "умные люди" типа смогли выбраться из стремноты.
Я, конечно, утрирую.
Был самый возраст максимализма, и запомнились именно эти моменты.
Мир в одночасье сошёл с ума и у нас всех произошла потеря кукушки.
К кому-то она вернулась, к кому-то – увы…
Я люблю читать. Очень люблю мемуары.
Яркие необыкновенно воспоминания эмигрантов, истории русских людей, которые в свое время сбежали, спасая себя, от революции, войны, неизвестности в неизвестность чужой страны.
Людей, которые жили за бугром и одновременно не жили.
Людей, которые жили там хорошо и с удовольствием.
Людей, вернувшихся на Родину и принявших испытания своего времени.
Ностальгия есть, и они действительно тосковали и хотели домой.
И многие жизнью заплатили за свой выбор.
У всех красной нитью – любовь.
Любовь, Карл!
К стране своей, к земле – любовь.
Когда понимаешь – ну вот так, есть косяки, пороки, болезни в любимом существе, но это неважно, потому что выбор сделан и это любовь.
Настоящая и безвозмездная.
И патриотизм – это не лозунги и транспаранты, не военные шеренги.
Это любовь к тому месту на Земле, где живёшь.
И мы поистине не ведаем, что творим, когда засираем это самое дорогое по сути место.
Ведь не выбросишь маме родной в карман халата обертку от чипсов или бутылку от минералки.
А на улице вроде как можно?
Но так будет не всегда. Я в это верю.
На самом деле эта любовь живёт во всех нас. Просто не все её замечают…
ПИАНИНО
Недавно я сделала это.
И даже сорока лет не прошло…
Я невзлюбила играть на пианино лет с 11 примерно.
Любой ребенок, хоть когда-нибудь учившийся в музыкальной школе, меня поймет – потому что хоть раз обязательно испытал это на себе.
Занятия музыкой – не фантики, в них очень много рутины.
Ты идешь в музыкалку через двор, где беззаботно носятся твои одноклассники.
Вечером тебя пустят проветриться минут на 30, потому что плюсом к урокам идут уроки музыкальные.
Все планы корректируются вопросом – а ты сегодня занималась?
И, когда ты садишься за инструмент, сразу обостряются все защитные функции организма, и ты хочешь пить, пИсать, есть и спать, причем одновременно и очень сильно.
Школа, книги, музыкальная школа. Получается, что ты все время сидишь по комплексу причин. И от этого твои личные комплексы начинают разрастаться.
А еще – ты вырастаешь. И неожиданно выясняется, что в тебе маловато сходства с прекрасной грациозной лебедью, зато много – со свежевыпеченной плюшкой. Этакая мисс дрожжи.
Как отягчающее – ты всю жизнь мечтаешь танцевать, но тебя туда не берут.
Однажды я, уже в старших классах, прорвалась на хореографию в местный ансамбль и с бьющимся сердцем заняла место у станка.
Свою сосископодобную длань, в смысле ногу, выше 15 градусов поднять и удержать мне так и не удалось.
Нога тряслась мелкой дрожью, потому что обильный холодец в ней был, а вот мышц – не было.
Да и в ансамбле не оказалось мест для батончиков с холодцом.
У меня еще были очки. Пластмассовые, советские, с толстенными стеклами, превращающие меня в сову на пенсии.
Девчонки из класса уже вовсю гуляли с пацанами и повышали эмоциональный градус своей личной жизни.
Мой же эмоциональный градус рос в связи с растущей сложностью сонат, багателей, инвенций.
Стоит ли говорить, что мои родители слышали всё – уйду из дома, сброшусь с балкона, не хочу туда ходить?
Мама изрекла: получишь свидетельство об окончании музыкальной школы и делай что хочешь. Принципиальная позиция. Потом еще спасибо скажешь.
Чтоэээ?? Ясен пень, я надулась от возмущения и проверещала, что никогда это слово в данном контексте не прозвучит.
Мама мечтала играть на фортепиано.
У нее не было инструмента, а ближайшая музыкальная школа была далеко. Мама ездила туда на автобусе.
Однажды зимой автобус захлопнул двери и поехал, зажав мамино пальтишко и потащив ее за собой. Ей было очень страшно.
Музыкалку она бросила.
Музыкалку закончила я…
Наверное, это любимые грабли всех родителей – то, что отцы не допели – мы допоем, то, что отцы не достроили – мы достроим…
Поэтому дочку я отдала на танцы с твердым убеждением, что девочка – это в первую очередь красота и грация.
И теперь время покажет – что у нее была за заветная мечта, о которой не узнала я.
А еще иногда мой инструмент служил миротворцем.
В классе был период моего противостояния с мальчишками.