Он мог себе позволить плевать на всё, что угодно. Он был Мозгом. Инженером божьей милостью. Его талант ценили при совке, а когда началась свистопляска, те лихие ребята, что сражались за всякие заводики-предприятия и хотели всё-таки заниматься производством, а не только «купипродаем», крепко держались за Аркадия: в своём деле он был асом из асов. А потому никогда не нуждался в деньгах: его разрывали в разные стороны, переманивая вкусностями и богатствами, лишь бы пришёл работать. Один его мозг заменял целый отдел с десятком инженеров. Плюс руки, которые тоже росли, такое ощущение, что прямо из мозга и могли вполне заменить точнейшего японского робота-манипулятора. Тогдашние ребята в малиновых пиджаках ни умели жить без кликух, поэтому к Семёновичу приклеилось «Аркаша-мозг».
Он стал очень даже состоятелен уже в самом начале 90-х и существовал спокойно всё то бешеное десятилетие: при любом раскладе, при любой гибели предприятия, его тут же подхватывало другое, спешно предлагая такие условия, чтобы уже никто не мог перехватить Аркашу-Мозга. Конечно, он был никакой не Левша, а большой талант с прекрасным, самым лучшим советским образованием. Словом, в новые времена Аркадий стал очень даже небедным человеком. Тем, кто мог позволить себе многое, очень многое, но предпочитал продолжать жить спокойно и без излишеств, а деньги в виде конвертируемой валюты, складывать в банки, ценные бумаги и куда там ещё их пристраивают умные и небедные? Нет, не Плюшкин! Машина – БМВ, квартира – в тихом центре, дети, как уже говорилось, обучались в Лондоне. Но в то же время никаких идиотских трат на яхты, на модельных баб и золотые унитазы. Аркадий насмешливо наблюдал в 90-е за всем этим безумством вчерашних нищих и ментальных холопов. Надо сказать, что эти люди его не любили – они грамотно умели считывать «не те» взгляды, и других каких «очкомордых» могли за такое же пристрелить. Но не Аркашу-Мозга. Он им был нужен. Хотя за спиной у него они отрывались и говорили всякое грязное, что только могло прийти в их с детства набитые дерьмом и пакостью головы.
Аркадий Семёнович – ангел? Полноте! Он был непостоянен в отношениях с женщинами, они ему быстро надоедали. И главной приметой того, что он намерен вот прям сейчас закончить роман, всегда была покупка для дамы круиза по Средиземному морю. Всякий раз Аркадий рассчитывал, что там у дамы завяжется что-нибудь новенькое. Иногда так и случалось. Когда номер не проходил, и дама возвращалась к Аркадию ещё и переполненная благодарностью за чудесно проведённое время, он становился жёстким и довольно резко сообщал про изменение своих планов. А к женским слезам и воплям был довольно равнодушен. Женщины уходили обиженными. Нехорошо… Ему было плевать.
Аркадий презирал благотворительность, видел в ней что-то жульническое, шулерское, унизительное. Когда уж сильно припекала «общественность» и на него смотрели десятки пар глаз, приходилось доставать бумажник и «отстёгивать». Мысленно он матерился, а кое-что даже отражалось на его лице, в его мимике и уж точно во взгляде умных серых глаз. В общем, чувства, обуревавшие мужчину, окружающими считывались верно. Его считали жадным и сухарём. Нехорошо…
У Аркадия были приятели, но не было близких друзей. Всем было очевидно, что Мозг и не стремится их иметь. Да и люди тоже не шибко мечтали войти в его «близкий круг» – побаивались его скрытности, желчности, сухости. Да и что там был за близкий круг, никто и не знал.
А близкий круг Мозга состоял всего из двух его старых друзей – одного со школьной скамьи, другого институтского. И никого больше Аркадию не было нужно. С ними он встречался иногда у кого-то из них дома, порой в кафе или ресторане. Иногда вместе ходили на выставки – все трое увлекались живописью, изредка в театры. И им было о чём поговорить. Чисто по-русски – побазлать о политике всласть, повспоминать прочитанные великие книги. Современность не дарила ничего великого, в том числе в литературе, оставалось только вспоминать, перечитывать, восхищаться умом, прозорливостью и талантами авторов прошлого. Не такого уж и далёкого, но всё же ушедшего уже безвозвратно.
А всё остальное время занимала работа, любимая, тяжёлая, трудная, но и прекрасная работа. Иногда дети… Но выросшие дети – это оказалась не такая уж радость, скорее, боль. Всё-таки расстаться с ними и оставить матери – чаще всего это конец тёплым и близким отношениям, когда их мать… и вот тут – стоп! Аркадий никогда не позволял себе ни с кем обсуждать тему матери его детей, какой бы она ни была. Ну, вот так случилось! Не ему пришлось воспитывать их, формировать их характер и отношение к жизни, к людям. Всё сделала она. Она виновата? Да ни за что! Ведь он мог остаться, никуда не уходить, никто его не выгонял. Мог… но не мог. Не мог он поступить по-другому, слишком сильно было задето его самолюбие, его доверие, его трепетное отношение к семье, к родным. Смириться и продолжать жить, будто ничего не случилось? Нет, увольте. Не для его натуры такие компромиссы.
В каком-то смысле он был человеком прошлого… Да нет, ерунда: можно подумать, что в некоем буколическом прошлом все были удивительно верные, порядочные, семейные, а вот новое время – бах! – и испортило нравы. Чушь. Всегда существовали люди порядочные и морально грязные. Другое дело, что в какое время в чести и в моде. А мода диктует нравы и поведение, отнюдь не только длину юбок и фасон пиджаков. И есть те, кто неподвластен «духу времени» – именно в морали, в нравственных устоях и отношении к жизни. Для таких людей не существует понятия «сегодняшняя мораль» или «современные нравы». Для них белое всегда белое, а чёрное не меняет своего цвета в зависимости от технического прогресса или количества потребляемой в единицу времени информации. Вписаться в жизнь они вполне способны, тем более, когда есть талант и востребованность их профессионализма, но, даже вписавшись, они существуют в обществе чуточку отсвечивая своим беловороньим оттенком, иногда многих этим раздражая и даже выводя из себя. Но им плевать – именно потому, что они могут позволить себе жить по своему разумению, не обращая внимания на обычных серо-чёрных ворон, живущих в струе современности, чутко следуя направлению ветра моды во всём: в одежде, в интересах, в привычках, в отношениях. Нужно любить японскую кухню, значит, они осваивают палочки и обедают в японских ресторанах. Модно иметь красивую и молодую секретаршу, с которой просто необходимо периодически трахаться, значит, даже мучаясь слабой потенцией и не особо любя сексуальные приключения, они запасаются виагрой и изо всех сил строят из себя мачо, как в американских фильмах про их, американскую, жизнь.